Петьо исподлобья глянул на отца, но не враждебно, скорее с досадой:
— Все это я уже сто раз слышал. Зачем звали? Давай по сути, у меня дела.
Отец сдвинул брови. Быть беде, мелькнуло в сознании матери, она хотела вмешаться, что-то сказать, разрядить атмосферу, но не успела.
— У тебя дела! — взорвался отец. — А у нас их нет, что ли?! Ты можешь выкаблучиваться, как тебе на ум взбредет, а наше дело — помалкивай да не забывай монеты выкладывать!
Кривая ухмылка сына полоснула по сердцу.
— Если из-за монет сыр-бор, то могу освободить вас от этой заботы, сам проживу.
Лицо отца побагровело:
— Молчать!
— Я и молчал, пока сами не начали, — вернулся Петьо к своему меланхолично-спокойному тону. — По-моему, и для вас, и для меня лучше, если будем молчать.
Отец отпрянул, наткнулся на стул и, глядя в такое родное, беззлобное, бесхитростное лицо, не в силах был продолжать. Мать не выдержала, бросилась к сыну, обхватила за плечи:
— Петьо, сынок, ну что мы не так сделали? За что ты против нас ополчился? Скажи, родной, в чем мы не правы, ведь ты у нас единственный, разве мы тебе зла хотим?
Парень осторожно, но решительно высвободился из ее рук.
— А что я не так делаю? Что вы взялись нотации читать? Держитесь со мной так, будто я чужой в доме, из комнаты лишний раз выйти боюсь. Оставьте меня в покое. Толку нет от этих объяснений, — и, посмотрев на отца, спросил: — Можно идти?
Отец кивнул и, когда дверь закрылась, сказал:
— Растет телок — бодаться начинает. Может, он сто раз прав, может, я своим умом понять его не могу. Да делать, видно, нечего. Придется мириться с тем, что есть. Привел эту Тони, ладно, привел. Пусть не прячутся в комнате, пусть и кухней пользуются, и гостиной. Мы с тобой все равно только к ночи являемся. И не гляди на меня так, небо на землю еще не обрушилось, — повысил он голос. — Не думай, что я уж совсем ничего не замечаю. Три дня назад сын Вылканова из-за такой же вот истории в петлю полез.
— Товарища Вылканова? — ужаснулась мать.
— А что им? — все еще не мог успокоиться отец. — Сыты, одеты, обуты, «Кент» курят. Почему бы и не поставить нас на колени? «Будете вмешиваться — уйду». Он и уйдет! Ему на все плевать! Некоторые даже из жизни готовы уйти. Черт с ним. Пусть делает что хочет. У нас с тобой угол есть, и хватит с нас.
Мать, еще не пришедшая в себя, машинально поставила на плиту кастрюлю — подогреть ужин, а отец снова принялся ходить туда-сюда по кухне.
— Слушай, уж коли привел эту Тони, так, может, у них любовь?
— Не знаю.
— Если любят друг друга, почему бы его не женить?
— На Тони?!
— Почему нет? Что она, богом обижена? Девушка как девушка, с отклонениями, как все нынешние, но и наш не подарок.
— Ей только этого и надо — прибрать к рукам неиспорченного дурачка, да еще и с квартирой!
— Ну и пусть.
— А что выйдет из такого брака? Они ведь ровесники — через два года разведутся.
— Пусть разведутся. Пусть женится, пусть разводится! А лучше, если из дому уйдет да вешаться вздумает?
— Мы и родителей ее не знаем. Вдруг они из тех, что улицы метут?
— Ну, давай-давай! Сразу и алкоголики, и подметальщики. Ладно, зови ребят ужинать. Я подскочу на днях в Лом, порасспрашиваю там о ее родителях.
Мать постучала в дверь: идите с Тони ужинать… с Тони. Пока она шла к закрытой двери, пока стучала, пока звала, ей казалось, что все это сон: таким неправдоподобным выглядело все, что случилось в тот вечер… Идите с Тони ужинать. Конечно, Петьо отказался: мы не голодны, мы уже поужинали. А на это как реагировать?
— Отстань от него. Пройдет время — образумится, — сказал отец, — станешь по шерстке гладить — снизойдет.
— Не знаю.
— А я знаю?! Перед собственным сыном на задних лапках стою. Дожили!
Два дня спустя матери все же удалось зазвать Петьо с его Тони на ужин. Никто никого не донимал вопросами. Отец изо всех сил старался показать, что у него хорошее настроение, даже анекдот рассказал. Тони выпила две рюмки водки и тоже рассказала анекдот. Все посмеялись, и матери подумалось: может быть, девушка не такая уж плохая… хотя водку пьет, курит…
К концу недели отец выкроил время съездить в Лом и вернулся оттуда в приподнятом настроении. Родители Тони оказались вполне приличными: мать — учительница, отец — замдиректора завода. Услышав, с чьим сыном знается их дочь, те тоже обрадовались.