Мы выбежали на улицу, все, кроме Маринчо. Парнишку я послал к диспетчеру, предупредить ее, а мы, трое остальных, бросились к директору. Он, слава богу, был на месте, сразу сообразил что к чему и через две минуты припустился с нами бегом в маленькую комнатку радиорубки. Голос его загремел по всем репродукторам:
— Внимание, внимание, важное сообщение…
Прошел час. Очередь перед медпунктом делалась все длиннее. Наша бригада кучкой стояла у радиатора. Глядел я на длинную очередь и думал, что бай Цанко таких хвостов не жаловал. В столовой притворялся рассеянным и лез вперед, кинопередвижка приедет — то же самое и в парикмахерской в хвосте не стаивал. А попробуешь его осадить, огрызается: я человек, а не зверь, мне хвосты ваши ни к чему. Несносный все-таки мужик. Парнишка то и дело заглядывал в комнату и сообщал нам результаты проб. После того как отобрали несколько человек с нулевой группой, а трех так даже с третьей, мы вышли на улицу. Вокруг все было как обычно: рев моторов, скрежет пустых вагонеток. Котловину продолжал засыпать снег, он скрадывал разноголосые рудничные шумы. Где-то возле ворот гуднуло. Мы шли потихоньку, и каждый, наверно, думал о бай Цанко. Говорил только парнишка, разливался насчет коллектива, о его значении в жизни каждого отдельного человека. Никто, понятно, не слушал. А как переходить стали улочку к общежитию, выскочило такси и остановилось прямо перед нами. Дверца отворилась, и на снег выкатилась толстая женщина в старомодном пальто с соболями и подложенными плечами.
— Товарищи! — закричала она и задвигалась, заподпрыгивала на снегу. — Где мне найти Цанко Иванова? Сообщили, что с ним что-то случилось. Обратиться не знаю к кому, помогите…
Так как женщина была уж слишком дородна, чтобы называться худой, мы глядели на нее малость оторопело. Лицо крупное, красное, про такие говорят — лопается от здоровья. У меня даже мысль мелькнула: из нее-то целый литр крови можно выкачать без всякого вреда.
— А вы ему кем доводитесь? — поинтересовался парнишка.
— Супругой я ему довожусь, — ответила она и вынула платочек, скрививши лицо для плача. — С ним что-то опасное?
— Да нет, ничего опасного, — поспешил ее успокоить парнишка. — Только мы думали…
Я толкнул парнишку, а остальным сказал:
— Вы идите, а я тут с гражданкой побеседую.
Они пошли, любопытно оглядываясь и спотыкаясь о камни, припорошенные снежком. А мне опять пришлось тащиться в медпункт, вести туда толстую гражданку. Шел я и все отгадать старался, как примет она сообщение о бай-Цанковом кровотечении; прямо диву давался, зачем он нам врал, что она у него такая больная, и вообще, какую роль играет эта женщина в убогой его жизни? Она вышагивала рядом со мной, рассказывала, как она перетревожилась, да как такси было трудно найти и как потом в двух местах машина скользила. На ее меха садились снежинки, но она так суматошно вертелась во все стороны, что они мигом соскакивали. Чем-то была мне отвратительна эта полная женщина, и, сам не знаю почему, я подумал: это она виновата в том, что бай Цанко нам плел про ее худобу.
— А с детишками как? Бай Цанко часто…
Она меня прервала глубоким вздохом, стыдливо этак стрельнувши в мою сторону заплывшими жиром глазками:
— Ах, и не говорите, дети — главная боль в нашей жизни. Цани их просто обожает! Он меня, конечно, не винит, но я-то сама понимаю, как ему тяжко, нет-нет да и утешу: ничего, мол, Цани, через несколько годков возьмем себе и мы дите из дома ребенка. А пока молодые, надо и для себя пожить. Верно ведь я говорю? Вы-то небось детишками обзавелись, где вам нашу беду понять.
Стоял я на снегу и сам на себя досадовал: как это я сразу не сообразил, когда она из машины вывалилась, что никаких детей у нее нет. Бездетных женщин, которые в возрасте, сразу видать, чем-то они отличаются — взять хоть бы эти дурацкие ее соболя.
— Я-то обзавелся, — пробурчал я, прибавляя шагу.
— Тогда вы и представить не можете, как без малышек скучно, — гнула она свое, мелко перебирая ногами и испуская глубокие вздохи. — Но тут уж ничего не поделаешь. Жить-то все равно надо, ведь правда? Да и что в них, в детях, такие с ними расходы, а так лев-другой сэкономишь. Мы уж деньги внесли на легковую машину, а теперь я уговариваю Цани мебель сменить, чтоб потом ребеночку-то бедствовать не пришлось.
— Неплохо придумано.
— Такая я довольная, что он сюда устроился, два раза в месяц шлет переводы, пишет, что вы тут золото роете… Хе-хе-хе. Только бы с ним все добром обошлось.