Выбрать главу

Недавно Неля купила церковный календарь на будущий год и сразу полюбопытствовала, о чем пишут. Много нравоучительного занудства, что тематически не удивительно, но одно высказывание Иоанна Лествичника буквально сразило наповал: "Безгневие – это ненасыщаемая жажда поругания." Каково? Просто конец света! Интересно, что за человек он был, неужели смиренный отшельник в уединенном скиту? Ой, вряд ли… А еще странно, что монахинь называют Христовыми невестами, прям по Фрейду, прости Господи.

* * *

Но долгим саркастичным рассуждениям Неля предавалась уже потом. А в первые дни отчаяния едва удержалась, чтобы не кинуться, как в трясину тяжкого запоя, в рыдающие откровения с подругами. Но взявшись за телефонную трубку, все же опомнилась. Кому плакаться, зачем? Навалилось такое непереносимое горе, которое ни с кем не разделишь. И позор… Брошенную жену каждый способен пожалеть. А ей скажут – ты просто любовница и сама виновата, не надо было мужику до свадьбы давать. Нет у нее проштампованного документа на страдание. И не найти человека, кто сердечно захочет поддержать, не то, что "душу положит за други своя". Умри она сегодня, кто спохватится – почему надолго пропала?

Бесшабашная Ольга, в упоении от самой себя, азартно вертелась между двумя поклонниками, повышая ставки без малейших усилий. Но с ее счастьем надо родиться, такое не приобретается усилием воли. Натуся, все чаще грустная, надеялась заполучить своего Илью и после каждой встречи минут по сорок рассказывала, чем пыталась его развлечь, да как обольщала "свекровь" мелкими подарками. И горевала, что ей никак не удается забеременеть. А Галка, наоборот, уже вовсю погрязла в пеленках и тыловых схватках с реальной свекровью. Вот оно, наглядное воплощение умопомрачительной школьной любви, не позавидуешь.

Казалось бы, самое первое, интуитивное – прижаться и выплакаться на мамином плече. Но… К прижиманиям и вообще нежностям у них не было привычки, как раньше и у мамы с бабушкой. Хотя Неля о многих своих печалях рассказывала, сердечного сопереживания от мамы чувствовала редко. А ей так не хватало пусть неуместной и бестолковой, как у наседки, но искренней опеки, тревоги за судьбу единственной все-таки дочери. Как простая баба жалела бы свое больное дитё. И сейчас Неля с болью понимала, что втайне мама выдохнула с облегчением, узнав о полном разрыве со Стасом.

Глава 5.

Когда вышла из безлюдного переулка на площадь у метро, стали встречаться нахохленные, торопливые прохожие. Помнится, Анна Каренина по дороге на вокзал с презрительным отвращением и чуть ли не с ненавистью глядела из окна кареты на людей, проходящих мимо, видя в них только взаимное лицемерие и обман. А Неле наоборот кажется, что все вокруг друзья-приятели и любящие пары, только она – одинокий зритель пьесы, где судьба каждого персонажа отзывается в душе сверлящей завистливой болью.

Вон парень топчется у выхода из метро, поглядывая на часы, и видимо, давно стоит – так терпеливо можно ждать только любимою девушку. Вот муж с женой, правда эти уже без романтики, оба с хозяйственными сумками, спешат домой к детям. Хохоча, две девчонки вылетели из телефонной будки и мчатся по лужам к метро. Парни шутливо толкаются и гомонят, дожидаясь на остановке троллейбуса. Чуть подальше еще одна пара надеется поймать машину… Сегодня ведь пятница, и народ уже начал расслабляться. У всех общие интересы, заботы, развлечения. Все зачем-то нужны друг другу, иначе не выбрались бы из дома в такую мерзкую погоду.

* * *

Когда раздался телефонный звонок, сразу почувствовала – Никита. Мама деликатно вышла из кухни. А Неля даже не приготовилась, что скажет ему после очередного недельного исчезновения, не до того было… "Привет! Чем занимаешься?" Видно, тоже решил расслабиться в уикэнд. Как ни в чем ни бывало! Вдруг, без единой мысли и секундной заминки, Неля услышала свой, показавшийся незнакомым голос. Смакуя слова – как только что облизала ложку с клубничным вареньем – неспешно произнесла: "Какая же ты все-таки сволочь!"

Шмякнула трубку и только глотнула из чашки, как телефон зазвонил снова. Неужели все так просто? Злорадно выдернула телефон из розетки. Допила чай – сегодня уж не с ложечкой виски от никитиных щедрот, а с чистым спиртом, еще из маминого заводского запаса. С великим облегчением сняла с шеи крестик, тот самый, что многозначительно упал во время крещения, и убрала в шкатулку с бижутерией. Подумала и спрятала подальше, в бабушкину пудреницу, сохраненную на память в ящике книжного шкафа.