— Останови.
Не успела она опомниться, вышел из экипажа и, обойдя его, открыл дверь, вытягивая негодницу прямо за шиворот.
— Дармир! Пожалуйста!
Затащил в здание и отпустил.
— Антуану позови. Бегом! — рыкнул на рыжеволосую девицу, и та, подняв юбки, неуклюже побежала вверх по лестнице.
Мила молчала, сжалась в комок и отвела глаза.
Хозяйка салона не заставила себя ждать.
— Сирр Дармир! Почтенный генерал из рода Айстид. Наследник королевской крови…
— Довольно, — прервал я.
Если ее не остановить, она бы до завтра мои титулы перечисляла.
— Подготовь для нее платье.
Мила сильно удивилась, ища подвох в моем приказе.
А он там был…
— Пока наряд не будет готов, она отсюда не выйдет. Ясно? И никакой магии… Сирры.
Даже Антуана, лицо которой уже лет сто само время опасалось трогать, на секунду растерялась.
— Но… Сирр… Господин Дармир, без магии это займёт много часов, очень много, — прикрыв рукой рот, вокруг которого от волнения образовалось множество морщин, прохрипела фейри.
— Именно. Но «убогие» человечки как-то справляются? Верно? Советую вам обеим очень постараться.
Меня одарили жгучими взглядами, и сирры синхронно опустили головы.
— Хорошего дня, благородные дамы. И не переживай, моя прелесть, — добавил я, погладив сестру по голове, — Любой каприз, детка, ни в чем себе не отказывай, я все оплачу.
Вероятно, мадамы решили, что на этом мы закончили…
— Дармир! Ты не можешь ставить запретную печать на магию! Так нельзя!
— Моя крошка, ты забыла, какими правами обладает твой любящий брат, — я подмигнул ей, завершив печать красивым огненным завитком, и немедля покинул салон.
Не для мужчин это место. Зачем почем зря смущать посетительниц.
***
— Не позволю! — Истан ударил по столу кулаком.
— Ты о чем? — холодно бросил я, войдя в свой же кабинет.
Отец был зол. Нет. Он был в бешенстве. Мне на секунду показалось, что он на грани свершить древний оборот, потеряв навсегда человеческую сущность.
— Может быть, теперь ты собираешься растрачивать магию нашего рода ради своих подстилок? Что такое я вырастил?!
Понятно. Я прикусил губу и медленно подошёл к отцу, который в очередной раз попытался проломить мой стол.
— Давно ли ты брал выходные, Истан?
Стопка бумаг полетела прямо мне в лицо. Я поймал все до единой бумажки и смял их, превращая в маленький шарик.
— Ты прочти…
— Я бы и на слова родному отцу поверил. Слушаю.
Бумага воспламенилась и превратилась в пепел. Поднёс ладонь к губам и подул. Облако белой пыли поднялось в воздух.
— Она в младшей школе для избранных будет присутствовать?! Спятил? Ты…! Спятил, сын? Что эта человечка поганая тебе наобещала? Отвечай!
Я облокотился обеими руками на столешницу, нагибаясь ближе к разгневанному отцу.
— Папа, пора полечиться. Мой сын из мира людей, если ты запамятовал. Моя каллисти, тоже с тех «дальних краев». У меня нет времени объяснять ей устройство этого мира.
Истан сжал челюсти и кулаки одновременно. Вот оно, отеческое бессилие во плоти. Хочется быть кровожадным хищником, но в своё кровное дитя зубы не загонишь.
— Лжешь.
От его рук, словно паутина, по столу поползла ледяная изморозь.
— Довольно. Истан, опомнись.
Удерживал на себе его взгляд. Он встряхнул головой и грязно выругался.
— Упрекаешь меня в использование запретной магии, а сам из-за распутной девки пользуешься тем же?
Я устало повалился в кресло, расстегивая верхние пуговицы на рубашке.
— Это главный военный департамент, папа. Повсюду глаза и уши. Зачем ты рискуешь? Не вижу причин для вашего массового помутнения рассудка.
Истан прикусил нижнюю губу, и сдавливал зубы до тех пор, пока кровь окончательно от них не отхлынула.
— Не ты ли настаивал, чтобы я непременно обзавёлся каллисти? Не ты ли говорил, что при моем даре без них сложно обходиться? Не ты ли упрекал, что я зря медлю?
Все же этот его магический удар, даже такой слабый, оставил сильные шрамы на моем защитном поле. Краах, будь я проклят, он с огнём играет.
— Магия, сын мой, со временем делает из любого провидца. Моя интуиция не хуже, чем у древних ведунов. Ты лжёшь. И тебе это не свойственно, поэтому твоя ложь и смердит, как дохлый возовый икар.
Силы к нему быстро возвращались. Я буду скучать по его истинному, искаженному эмоциями лицу. Подобное и раз в тысячелетие не всякий увидит.
Губы искривила усмешка:
— Расслабься, Истан. И оставь меня и девчонку в покое. Она всего лишь моя личная зверюшка.