— Нет, — тихо сказала я. — Вряд ли.
— Тогда о чём мы вообще спорим?
— Это другое! — взорвалась я. — Одно дело — переживать за свой текст, другое — за то, где он будет издан! И ты так не поступишь!
— Я уже никак не поступлю, — холодно сказал Кирилл. — Я улетаю в Штаты. И не планирую возвращаться как минимум полгода.
— А проект?
— Моей задачей было получить продукт. За дальнейшим процессом я смогу проследить и на расстоянии.
Я невесело улыбнулась.
— Лишь бы скинуть всё на подчинённых, да?
— Они сделают всё безупречно. Тебе не о чем волноваться.
Я судорожно вздохнула.
— Можно подумать, я об этом волнуюсь. Какая мне разница?
— Большая, — мягко сказал Кирилл. — Уж это-то я про тебя знаю, ежонок. Сказать, что судьба своего текста совсем тебя не волнует, ты не сможешь.
Он мне не верил. Я видела по его лицу, что он мне не верил.
— Я вполне способна подождать публикации пару лет, — резко сказала я.
— И кого нам тогда издавать? Марину? Нет, Лира Гречко. Ты хотела этот проект, и ты его получила.
Он был абсолютно убеждён в своём решении. И совершенно уверен, что мне так будет лучше. Более того, он думал, что я сама этого хочу.
— Идём завтракать, — помолчав, сказал Кирилл. — Мы поговорим за едой, если хочешь. Но моё решение остаётся неизменным.
Вряд ли мне сейчас кусок полезет в рот, мрачно подумала я.
Я потёрла виски.
— Я не хочу сейчас тебя видеть.
— Это всего лишь завтрак. Много времени он не займёт.
Я невесело усмехнулась. Да, действительно.
— Хорошо. Тогда дай мне… я не знаю. Пятнадцать минут.
Кирилл кивнул.
— Я тебя оставлю. Овсянка тебя устроит?
— Конечно, — хрипло сказала я. Вот-вот должны были политься слёзы, и я не собиралась плакать при нём. Но, кажется, тело не собиралось меня спрашивать.
Новогодняя сказка закончилась.
Я отвернулась, часто моргая. И поплелась наверх.
Сапоги, билось в голове. Чёртовы промокающие сапоги, в которых мне…
… Прямо сейчас придётся бежать до электрички. Быстро.
Телефон при мне. Старый ноутбук в сумке наверху. Рюкзак полусобран, но пары шмоток и шампуня мне не жаль.
Роман остался на новом ноутбуке. Вот этого было до боли жаль.
Мне нужен был этот текст. Если вдруг Ирина передумает, если Кирилл не возьмёт его в печать, он ведь никому не будет нужен, никому, никогда…
Только мне. А я могла бы выложить его, нашла бы ему читателей, может быть, даже бы заработала на нём немного…
На залитое слезами лицо сама собой вылезла мрачная улыбка. Ну да, куда же мы, меркантильные авторы, без денег-то?
Неважно. Это было просто чудовищно больно — написать роман, и не иметь при себе даже файла. Не иметь возможности его перечитать в любую минуту. Впрочем, понял ли бы меня вообще хоть кто-нибудь?
Вряд ли.
Все вещи остались в шкафу. Я подхватила рюкзак и сумку со старым ноутбуком. Паспорт я ещё вчера убрала в рюкзак; ничего не нужно было просить у Кирилла. Хоть это радовало.
Времени на то, чтобы обвести взглядом знакомую кровать, вздохнуть или продекламировать что-нибудь из Шекспира, не было. Хотя я бы с радостью. Что угодно, чтобы не чувствовать себя так паршиво.
В последний миг я ойкнула. Чёртова моя запасливость: ведь вчера я отстегнула подвеску от платья и отложила в рюкзак, чтобы не потерять её ни за что и никогда.
Я запустила пальцы в боковой карман. Лоб чуть не покрылся потом: я не нашла её с первой попытки. Но пальцы скользнули вниз, и драгоценная подвеска нашлась.
«Я решил начать новую традицию».
Кирилл начнёт новую традицию с кем-то другим. Он обязательно будет счастлив: такой парень, как он, просто не может не быть. Будет готовить блинчики, смотреть на свою сонную девушку и улыбаться. Он придумает ей какое-нибудь замечательное новое имя, я знаю.
А я…
Я положила подвеску на столик. Погладила её в последний раз.
Вниз.
Внизу меня ждал неприятный сюрприз: моих сапог нигде не было. Кирилл решил учинить самоуправство и выкинул их к чертям. Что ж…
Я помедлила и надела ботинки Веры. Отдам их ей потом. Вряд ли она стала бы возражать. Не отправляться ли мне, в конце концов, по морозу босиком.
Я застегнула куртку. Сжала руку сумки с ноутбуком. Всё. Руки Кирилла её больше не перехватят. Да и зачем это ему?
С кухни доносился вкуснейший запах жареного хлеба. Гренки по-французски, овсянка, апельсиновый сок…
Нет. Это для девочки, которая попала в сказку. Не для той, которую из этой сказки безжалостно выгнали.
Я беззвучно всхлипнула, глотая слёзы. И протянула руку, набирая код сигнализации.