Хотя обычно Флора не особенно: верила в суеверия, однако в этих камнях действительно угадывалось нечто волшебное, она даже не очень удивилась, когда на нее упала тень от живой скалы. Флора подняла глаза, чтобы увидеть, кто остановился возле нее. С устрашающим мечом за спиной подошедший походил на скандинавского бога войны, сошедшего на землю, чтобы сеять панику и разрушения.
– Съешь это. – Он протянул ей кусок говядины. – Больше до прибытия в Дримнин поесть не удастся.
Принимая еду, Флора благодарно кивнула.
– Ты нашла круг фей?
– Это вертикально стоящий камень?
– Нет. – Лахлан указал на окружавшие их скалы: – Ты сидишь как раз на границе этого круга.
Быстро вскочив, Флора убедилась, что камень, рядом с которым она только что сидела, один из тридцати низких валунов, образующих круг.
Лахлан усмехнулся:
– Да ты оказывается, суеверна!
Флора покачала головой:
– Не совсем так. Просто испытываю почтение к приметам, а в этом месте действительно есть нечто магическое.
– Это ведь горы – тут везде магия, куда ни глянь.
Маклейн прав, подумала Флора. Невозможно не поддаться красоте окружающей природы: холмы, озера и ослепительная зелень виднелись всюду, насколько мог видеть глаз.
Но все это обманчиво, как и люди, населяющие эти места. Все может измениться в несколько минут, и тогда это место станет холодным, жестоким и отчужденным.
Место древних распрей и бесконечных убийств неизбежно хранит память о них. Здесь люди, возмужавшие в войнах, берут все, что хотят и когда хотят, не задумываясь о загубленных жизнях.
Такое случилось с ее матерью, а теперь и с ней. Ее похитили, как Персефону во время сошествия в Аид.
Разумеется, все обстояло иначе, когда Флора была ребенком. В тех немногих случаях, когда она виделась с братьями и сестрами, они рассказывали ей истории о том, как она убегала в холмы Данвегана. Ее отец умер, когда ей было пять лет; тогда она покинула Данвеган и больше туда не вернулась. Рори многократно пытался заставить ее возвратиться, но мать всегда находила предлог отказать ему, а вскоре у Флоры пропало желание возвращаться.
– Я предпочитаю города диким местам. – Флора выпрямилась и отвернулась от Лахлана.
Этот горский воин похитил ее ради собственных целей, ему не было дела до планов, которые он нарушил.
– Также я предпочитаю общество джентльменов компании варваров.
Лицо Маклейна обрело жесткое выражение.
– «Джентльмен» только что бросил тебя и позорно убежал, даже не оглянулся.
Флора вздрогнула: на самом деле предательство лорда Мюррея задело ее больше, чем она хотела показать.
– Уверена, что мой спутник торопился за помощью.
– А я думаю, он торопился спасти свою шкуру.
– Нет, вы не правы.
Флора и сама не понимала, почему пытается защитить лорда Мюррея, ведь ее гордость была задета: какой женщине хотелось бы, чтобы человек, только что собиравшийся стать ее мужем, оставил ее на милость банды головорезов…
Впрочем, они вовсе не головорезы: они Маклейны, и Флора надеялась, что это весьма существенная разница.
Лахлан взял ее за подбородок.
– Не рассчитывай на спасение, моя прелесть, от него оно точно не придет. Едва ли твой друг побежит в Эдинбург и будет вопить о неудачном побеге или о том, что он повел себя столь бесчестно. А теперь нам пора отправляться. Будь готова, когда я позову. – Он повернулся и отошел, оставив Флору в состоянии странного беспокойства. Вернувшись к своим людям, Лахлан подошел к краю берега, быстро сбросил плед, куртку и сапоги и стремительно вошел в воду.
Флора не могла отвести от него глаз, и дело было не в красоте, а в очевидной мужественности. Черты горца казались жесткими и резкими, словно были выкованы из железа. Правда, в одной рубашке и в узких кожаных штанах он показался ей не таким мощным, как прежде, но все равно оставался прямым и гибким, как лук, отчего выглядел еще более опасным.
Огромное ярко-алое пятно на рубашке Маклейна занимало место от подмышки до талии, и Флора без труда поняла его намерения: таким образом он пытался очистить рану, нанесенную ею.
Она прикусила губу. Должно быть, этот человек испытывает ужасную боль! Не желая поддаться чувству вины, Флора нашла камень, не входивший в магический круг, и, устроившись на нем, стала ждать.
Между тем воины, закончив ухаживать за лошадьми, стали разводить костер, и Флора нахмурилась, озадаченная их странным поведением.
Когда ее похититель вышел из воды, сел на берегу и начал натягивать сапоги, один из его людей по имени Аллан, передал ему бутыль. Горец принял ее и отпил большой глоток, после чего поднял рубаху и отвернулся, тогда как воин стал поливать жидкостью из бутыли его рану.
Грудь Флоры сжала судорога. Должно быть, боль была отчаянной, но она не заметила в лице горца никаких изменений.
Поняв причину, по которой развели костер, Флора поспешно вскочила. Еще ребенком она видела нечто подобное. Она неосознанно сжала руки, вспоминая то время, когда пыталась помогать на кухне и случайно опрокинула огромный железный котел с рагу, томившийся на огне. Не задумываясь, Флора схватила его и сильно обожгла руку. У нее на всю жизнь остался на ладони шрам от этого ожога. Она не могла себе представить, какую боль вызовет прикосновение раскаленного железа к открытой ране.
Один из воинов вынул кинжал и держал его над огнем, пока лезвие не раскалилось докрасна.
Другой попытался дать Лахлану палку, чтобы он сжал ее зубами, но тот отказался.
При виде обнаженного тела Флору затошнило: даже с этого расстояния она могла видеть зияющую рану. Их с Лахланом глаза встретились, когда лезвие кинжала коснулось раны.
Шипение вызвало в груди Флоры судорогу, но, несмотря на отчаянную боль, Маклейн даже не вздрогнул: все это время он бесстрастно выдерживал ее взгляд.
А затем до Флоры донесся запах горелого мяса… Это было ужасно. Она отвернулась не в силах и дальше выдерживать вид этой пытки.
Ей надо как можно скорее выбраться отсюда, и это главное. Ее увезли в горы и теперь понуждали выйти замуж за неотесанного дикаря, но сейчас он был ослаблен раной, и для нее настало время бежать.
Флора начала медленно отступать, но тут Маклейн повернул голову, и она застыла на месте. Его голос прозвучал резко и уверенно:
– Сделай еще шаг – и пожалеешь об этом.
Нет, Маклейн вовсе не ослабел, и это только подтверждало, что в нем не осталось ничего человеческого.
К тому времени, когда путники достигли спускающихся к морю ступеней замка Дримнин, прошла еще одна ночь. Бок Лахлана болел, а в голове было такое ощущение, будто ее разрубили пополам боевым топором Аллана. Кровотечение остановилось, но, если сейчас не отдохнуть, лихорадка возобновится, и он знал об этом.
Пройдя вместе с Флорой через двор и поднявшись взерх по деревянной лестнице ко входу в главную башню замка, Лахлан испытал большое облегчение, поскольку в тепле башни почувствовал себя гораздо лучше.
Оказавшись в башне, Флора нетерпеливо огляделась, глаза ее засверкали.
– Где он? Я требую, чтобы вы отвели меня к своему лэрду.
– Требуешь? Берегись, малышка, и помни о своем положении здесь.
– Как я, пленница, могу об этом забыть? Меня похитила банда горских варваров.
Рука Маклейна взметнулась для удара, однако он заставил себя сдержаться.
– Мне не по нраву такие слова. Впредь воздержись от них.
Однако Флора и не думала сдаваться.
– Что, больно слушать правду?
Взгляд Лахлана выразительно скользнул по ее телу.
– Ты бы хотела, чтобы я поступил как варвар?
– Да как вы смеете…
– Не много есть вещей, которые я не посмел бы сделать, и тебе лучше помнить об этом.
Маклейн кивком отпустил своих людей, и они остались вдвоем.
– Кем вы себя возомнили? – продолжала хорохориться Флора.
Маклейн улыбнулся, но в улыбке его не было веселья.