Дойдя до перекрестка, он остановился, чтобы прикинуть, далеко ли до центра города. Порядочно. В голове постоянно мелькали картины недавнего прошлого: фургон врезается в мост; Дэнни неподвижно лежит на обочине… Ящик со всеми инструментами остался на заднем сиденье. «Где их теперь искать?»— подумал Роб и тотчас устыдился подобных мыслей.
Тело слушалось неважно, но он заставил себя двигаться быстро и равномерно, как часы. И по прошествии часа уже находился в юридической консультации. Девушка в приемной взглянула на него и скрылась в задней комнате.
Вышел мужчина — молодой, в свежей сорочке и при галстуке, с прической под Хью Гранта. Бывший примерный ученик, определил для себя Роб. Юрист протянул руку (Роб неловко пожал ее своей левой) и представился: Майкл Блейк.
— Рассказывайте, — уронил он, вводя Роба в кабинет.
Роб по возможности объективно описал события минувшей ночи. Майкл Блейк слушал не перебивая.
— В общем, я влип, — так Роб закончил свой рассказ. — Что мне светит?
Блейк ненадолго задумался; это расположило Роба в его пользу.
— Это отчасти зависит от того, что будет с вашим другом. И от того, какое обвинение предъявят девушки.
Роб устало кивнул.
— У меня уже был привод в полицию.
— Расскажите подробно.
Дело было на опустевшей парковке три года назад. Он срезал угол, спеша на свидание с девушкой. Ему было девятнадцать — столько же, сколько сейчас Дэнни. В память навсегда врезались очертания предметов в летних сумерках, бензиновые разводы на асфальте, кинотеатр и обтрепавшиеся афиши. На низенькой ограде сидели трое: бритоголовый громила с физиономией как свиное рыло — бывший гроза школы — и двое парней помельче, но тоже зловещего вида.
Свиное Рыло гаркнул:
— Вы только посмотрите, кто идет! Это же Шматок! Привет, Шматти! Что у тебя в ранце — обед?
Его приятели громко заржали. Роб подошел и приблизил свое лицо к противной роже громилы.
— Заткни пасть, харя!
Он уже думал, что школьная кличка канула в Лету и можно перестать стыдиться. Она уходила корнями в те годы, когда он, как челнок, сновал между сиротским приютом и семейными детскими домами. Прозвище пошло от рваных шмоток, в которые он был одет, и объедков, которыми питался. Он завидовал мальчикам, бравшим с собой в школу домашнюю еду, и, бывало, приставал к ним: «Дай шматок!»
К шестнадцати годам Роб прилично вымахал ростом, приобрел независимый вид и закалил характер, так что прежняя кличка больше к нему не липла. И теперь она вдруг свела на нет все его достижения.
— Шматти, ты кому это говоришь заткнуться?
Завязалась драка, в которой он изрядно пострадал. Уползая с парковки, Роб слышал, как его обидчики улюлюкают вслед. Всем его существом овладела слепая, нерассуждающая ярость. На глаза попался кол, всаженный в землю в одном прыжке от дороги. Вооружившись, он сделал большой круг ползком и зашел в тыл к своим обидчикам — те сидели на ограде, потягивая светлое пиво. Тогда он обрушил кол на голову одного из них. Тот повалился и заверещал, как свинья на скотобойне.
Роба судили за хулиганство. Приговор был — штраф и условный срок, во время которого он должен был постоянно находиться под наблюдением.
Майкл Блейк кивнул.
— Понимаю, как на вас подействовала провокация.
Роб не стал рассказывать о страхе перед насилием, который постоянно носил в себе, как пережиток прошлого.
Они вдвоем поехали в участок на машине Майкла.
— Мы уж думали объявлять розыск, сынок, — сказал дежурный.
Робу задали ряд осторожных вопросов и не стали брать под стражу. В комнате допросов полицейский инспектор записал на магнитофон его рассказ о событиях минувшего дня. Рассказывая, Роб слышал голос Дэнни, его смех — как будто рядом сидел он, а не Майкл Блейк.
Перед тем как он перешел непосредственно к аварии, инспектор перебил его:
— Если хотите, можно сделать перерыв и выпить чашку чаю.
Роб с благодарностью выпил чай. И с опущенной головой возобновил свой рассказ, прилагая усилия, чтобы все вспомнить. Непрозрачное пятно в памяти расползлось и стало еще более мутным. Вот только что он удирает от полиции, а в следующий момент Дэнни лежит на траве и весь мир перевернулся.
— Можете что-нибудь добавить?