— Вы сами поранились, — послышался чей-то голос. — Не беспокойтесь о товарище.
Роб не видел Дэнни: его загораживал второй полицейский, который, стоя на коленях рядом с ним, разговаривал по рации. Скользнув взглядом по веренице машин, Роб попытался вызвать сквозь пелену шока воспоминание о случившемся. Ничтожно малая доля секунды перевернула всю его жизнь, но он никак не мог вспомнить, что же все-таки произошло. Он словно вглядывался в зеркало с мутным пятном на месте стершейся амальгамы. Все, что было вокруг мутного пятна, виделось вполне отчетливо: полицейский в блестящей каске, комната Кэт, две девушки и зеленый бокал с водкой. Но он никак не мог различить то, что было посередине. Не помнил ни того, как фургон резко вынесло на обочину, ни как жал на тормоза, ни как машина врезалась в мост.
Роб спрятал лицо в ладонях. На лбу кровоточил порез.
Второй полицейский встал, и Роб наконец-то увидел Дэнни: тот, по-прежнему скрючившись, лежал на боку. Как будто спал. Только лицо уродовала черная, вытекавшая из носа дорожка, да еще одна такая же пролегла от уха к челюсти. В груди Роба родился странный звук и воплем вырвался наружу:
— Дэнни! Дэн! Открой глаза! Ну, открой же!
Он попытался подняться. Чья-то рука на плече помешала ему это сделать.
— Ты меня слышишь, Дэн?
— Успокойся, парень. Все в порядке. Сейчас придет «скорая».
Подоспели еще несколько полицейских машин с мигалками. Первая — белый «рейнджровер» — резко остановилась под углом к дороге. Оттуда выпрыгнули двое полицейских. Один принялся регулировать движение, а другой подбежал к Дэнни. И вновь оглушительные сирены и мигающие огни — на этот раз «скорой помощи».
Один полицейский сел перед Робом на корточки — так близко, что Роб различил щетину у него на подбородке.
— Ты ранен?
— Пустяки, — с усилием произнес Роб. К нему постепенно возвращалась чувствительность. Всюду болело, кололо, ныло.
— Ты был за рулем?
— Да, я.
Полицейский офицер достал блокнот.
— Давай, сынок, твои координаты. И твоего приятеля.
За этим последовал странный период невесомости и безвременья, словно все вокруг погрузилось в безвоздушное пространство, исполненное неподвижности, хотя крутились колеса, и мигали огни, и люди суетились, разговаривали по рации. Кто-то склонился над Дэнни, посветил фонариком — открытые глаза ответили зловещим блеском. Роб тщетно шевелил онемевшими губами, пытаясь произнести: «Все будет в порядке, тебя спасут. Все обойдется».
Дэнни вставили в рот какую-то трубку. Его окружили люди, и Роб не мог прорваться сквозь живое кольцо. Даже офицер, задававший ему вопросы, бросил все и наблюдал за работой медиков из «скорой помощи».
Врач сказал:
— Нужна машина с установкой искусственного дыхания.
Вот когда Роба пронзила догадка: Дэнни может умереть.
Но это же ни в какие ворота! Человек только что был жив — пил, курил, наслаждался жизнью, а через каких-то несколько минут лежит без сознания на обочине шоссе. Между жизнью и смертью. Сердце Роба полнилось возмущением. Собрать бы эту догадку в кулак, смять, раздавить — чтоб мокрого места не осталось!
— Ты пил? — спросил полицейский.
Новый удар! Робу с неумолимой ясностью представилось: возможно, это он виноват в том, что случилось с Дэнни. «Неужели это моих рук дело?»— спросил он себя. И ответил: «Да».
— Сколько ты выпил? — не отставал полицейский.
В голове у Роба помутилось; теперь он не помнил и того, что помнил раньше. Мутное пятно расползлось и затмило собой недавнее прошлое. Синие огни двоились и рассыпались на мелкие искры. Роб перестал различать лица и уже не видел состарившихся глаз на молодом лице полицейского.
Он с трудом выдавил ответ:
— Немного. Совсем немного.
Вокруг Дэнни все так же суетились медики. Ему вставили в рот шланг от кислородной подушки.
Подошел полисмен с небольшим черным аппаратом и велел Робу дыхнуть. Он подчинился.
Мимо носились люди, переговаривались через его голову, но он не разбирал слов. Полицейский возобновил расспросы, а тем временем один из медиков осмотрел его голову, повернул в одну, другую сторону, заставил поднять руки и посветил в глаза фонариком.
Роб разлепил непослушные губы.
— Я не знаю его адреса. Он живет с матерью. Я не бывал у них — зачем?.. Уберите это, пожалуйста!..
Из-за проклятого фонарика все увидели, что он плачет. Роб ненавидел проявления слабости, особенно при посторонних. Ненавидел почти так же, как насилие в себе и других. Эти два явления шли в одной связке.