Ребекка подняла глаза и увидела большое вульгарно-розовое здание невероятных пропорций и очертаний. Главный вход украшали массивные фальшивые пальмы. Золотая краска на них искрилась под лучами яркого утреннего солнца. Дворик перед входом был выложен розовыми бетонными плитами, между которыми тянулись ввысь другие фальшивые деревья. Ребекка и Стирлинг молча пересекли улицу, взявшись за руки, и вошли в казино через дверь-вертушку.
Внутри также повсюду были золотистые пальмы, обтянутые мягкой обивкой бирюзовые стены, золоченые потолки. Начищенные до блеска лампы заливали вестибюль ярким светом.
Пройдя еще через одну вертушку, которая была слева, Ребекка и Стирлинг оказались в главном игорном зале, забитом до отказа играющими, хотя на дворе было всего половина одиннадцатого утра. Кто-то делал ставки в покере, другие в рулетке, но больше всего игроков столпилось у столов баккара, где ставки были высокие и один-единственный ход мог разорить человека или принести ему сказочный выигрыш. Вдоль стен стояли вездесущие «однорукие бандиты», трещавшие и звеневшие, словно рой металлической саранчи. У Ребекки вскоре голова пошла кругом от разноголосого шума и какофонии звуков, образованной из звяканья бросаемых в щели автоматов монет, грохотанья опускаемых рычагов и кручения барабанов.
— Ты погляди на их лица, — шепнула она Стирлингу. — Зомби, настоящие зомби! Лунатики! Поснимать бы здесь сейчас!
— Тоже мне, отдых… — презрительно фыркнул Стирлинг, качая головой. — Как будто на свете нет ничего более занятного. Ты знаешь, говорят, игорный бизнес Лас-Вегаса приносит в год порядка двух миллиардов долларов прибыли. И эти дурочки не понимают, что прибыль складывается за их счет.
— Точно. Давай-ка выбираться отсюда. Интересно, где тут можно найти кого-нибудь из начальства?
Они вернулись из игорного зала в вестибюль и на этот раз пошли направо, где тоже находилась обитая бирюзовым бархатом, под цвет стен, дверь-вертушка. Пройдя через нее, они оказались в широком коридоре. Стены были выкрашены позолотой, ковер отливал бирюзой, и на нем был вышит узор в виде золотых пальм. Вдоль стен тянулись ряды цветных фотографий, сделанных в натуральную величину. На них были запечатлены танцовщицы кабаре. Обилие застывших белозубых улыбок, женского тела и длинных вьющихся волос… Снимки были настолько однотипны, что казалось, на всех позировала одна и та же полногрудая и длинноногая красавица.
Вдруг Ребекка вздрогнула, схватила Стирлинга и подвела его к одной из фотографий, на которой была изображена девушка в страусовых перьях и платье-мини, усыпанном искрящимся бисером из горного хрусталя. Светлые роскошные волосы спадали на плечи, на лице играла очаровательная белозубая улыбка, затмевавшая улыбки остальных в этом коридоре. Под снимком была прибита маленькая табличка, которая гласила: «Марисса Монтклер».
— Ну, что скажешь? — медленно проговорил Стирлинг.
— Это по крайней мере доказывает, что мы не ошиблись дверью, — отозвалась Ребекка. — Честно говоря, я удивлена, что ее фото до сих пор висит здесь.
— А зачем снимать такую красотку, даже если она больше не танцует на местной сцене?
Ребекка хмыкнула:
— Ну, наверно…
В конце коридора была еще одна обитая бархатом дверь. Стирлинг открыл ее, и они оказались в погруженном в полумрак просторном ресторане, заставленном пустыми столиками и стульями. В дальнем конце располагалась тускло подсвеченная эстрада. Вокруг стояла мертвая тишина.
— Пойдем.
Стирлинг потянул Ребекку вперед. Огибая многочисленные столики, они направились в сторону эстрады. И лишь вблизи до них донеслись какие-то приглушенные голоса.
— Третий номер никуда не годится! Это бред сивой кобылы, черт возьми! Декорации паршивые, костюмы отвратительные, а что до Джуно и Мейбелин, то таких дилетанток свет белый еще не видел! Ты хочешь нас опозорить, что ли, я не пойму никак?! — говорил сердитым голосом какой-то мужчина.
— Ага, ясненько, ясненько… — устало оправдываясь, отвечал ему кто-то другой.
Стирлинг и Ребекка приблизились к эстраде.
— Эй! — позвал Стирлинг.
Спор за кулисами тут же прекратился, и из-за них показались два человека, один из которых был в тренировочном костюме.
— Что вам здесь нужно? — спросили они у Стирлинга и Ребекки. — Ресторан открывается в шесть. А до тех пор вход сюда категорически воспрещен!
Стирлинг улыбнулся:
— Мы хотели обратиться к вам за помощью. Рядом со мной известнейший фотограф Ребекка Кендал, а я ее агент. Мы приехали с ней из Нью-Йорка специально для того, чтобы сфотографировать ваших девушек. Ребекка делает подобные фоторепортажи по всему миру в самых престижных заведениях.
— Точно, — поддакнула Ребекка, поднимаясь на эстраду и для приветствия протягивая мужчинам руку. — Я снимала девушек в парижском «Мулен Руж», римской «Ла дольче вита» и хочу дополнить эту галерею вашими исполнительницами из «Золотой пальмы» Лас-Вегаса. Вы мне позволите? — Она мягко улыбнулась незнакомцам.
Один из них, пожав плечами, молча кивнул ей и тут же вновь скрылся за кулисами, а второй подскочил к Ребекке и от души пожал ей руку. Светлая шевелюра, сильно смахивавшая в полумраке на нимб святого, при этом закачалась у него на голове.
— Здравствуйте! Меня зовут Габриэль Латимер, я хореограф! Рад познакомиться, весьма рад! — Затем он обменялся рукопожатием и со Стирлингом. — Я уверен, мы с вами что-нибудь придумаем. Надо будет взять у администрации спецпропуска, но это я устрою, не волнуйтесь. Не проблема.
— Спасибо. Знаете, я и вас хотела бы снять. На фоне ваших танцовщиц, — польстила ему Ребекка.
— О! — воскликнул он простодушно. — Конечно, конечно! Буду рад! Вы придете вечером на представление?
Ребекка неуверенно обернулась на Стирлинга.
— Решено! — вскричал Габриэль. — Я вас приглашаю, как своих гостей! Мы начинаем в восемь. Потом я проведу вас за кулисы, где вы сможете познакомиться с моими девочками и поработать с ними!
— Превосходно! — кивнул ему Стирлинг с улыбкой. — А можно, Ребекка поснимает немного во время самого представления?
— Только не из зала. Это строжайше запрещено! Я все понимаю, но и вы поймите — строжайше! Разве что из-за кулис.
Ребекка улыбнулась:
— Хорошо, мне это подходит.
— Отлично! Стало быть, до вечера? Я закажу на вас столик. Ребекка… э-э… Кендал, вы сказали?
— Кендал.
Габриэль раскланялся и повернулся, чтобы уйти, как вдруг Ребекка сказала ему в спину:
— А ведь я знала одну из девушек, которая когда-то танцевала здесь.
Он тут же обернулся:
— В самом деле? Кого же?
Ребекка внимательно вгляделась в черты Габриэля. Светлые брови были почти не видны на его лице при таком освещении, а шевелюра стала еще больше похожа на небесный ореол, плававший вокруг головы. Что ни говори, а этот хореограф здорово смахивал сейчас на старинную икону.
— Трейси Хэндфорд, больше известную под именем Мариссы Монтклер, — ровным голосом произнесла она.
Выражение его лица мгновенно переменилось, и он перестал походить на святого. Глаза его зажглись, и он вновь подскочил к Ребекке.
— О да! Ее гибель наделала много шуму, правда!
Из ангела он прямо на глазах превратился в заядлого сплетника.
— Ну ты идешь или нет? — недовольно спросил из-за кулис второй мужчина. — У нас работы еще до черта!
Габриэль наклонился к Ребекке и Стирлингу и понизил голос:
— Между нами, я всегда знал, что она плохо кончит. Я даже предупреждал девчонку, но вы же ее знаете… разве такая послушает доброго совета? — Он поднял взгляд к потолку. — Она сама шла навстречу беде! Ну ладно, мне надо бежать, увидимся вечером, хорошо? Я подойду к вашему столику перед представлением.
С этими словами он умчался за кулисы. Шевелюра вновь закачалась у него на голове. Ребекка глубоко вздохнула.
— Знаешь, милый, — сказала она Стирлингу, — сдается мне, мы попали по адресу.