«Я не раз упрекала его в связях на стороне, – писала она своему брату, – что он, разумеется, всегда с возмущением отрицал и объяснял наше расставание тем, что все свое время полностью посвящает делам».
Позднее ей стало известно, что у него за дела. Он жил с бывшей актрисой по имени миссис Фитцджеймс, и в 1856 году она родила ему ребенка – тот, правда, умер во младенчестве. В 1858 году она забеременела снова. Его связь, хотя и была болезненным унижением для Рейчел, все же не выходила за рамки того, что она была в силах вытерпеть. Причина же ее истинных терзаний заключалась в другом. Ее муж перешел в католическую церковь и намеревался окрестить их детей, а дочь Изабеллу отправить в монастырь.
«…Нужно ли говорить, что с тех пор, как он заявил мне об этом, я не сомкнула глаз и не имела ни минуты покоя, я жила как бы в окружении врагов, которые в любой миг могут отнять у меня детей».
Она мучительно боялась того, что в римско-католической стране нет такого закона, который бы ему помешал.
«Дражайший мой Фрэнк, я обращаюсь к тебе с мольбой, я заклинаю тебя разобраться в этом деле как можно тщательней и защитить внуков нашего отца от столь ужасной участи, одна мысль о которой разбивает мне сердце и заставляет меня вновь и вновь благодарить Господа Бога за то, что он по милости своей лишил нашего отца рассудка и в последние его дни оберег его от знания об столь постыдном вероотступничестве».
И пока все это длилось, ей все так же приходилось принимать у себя гостей и улыбаться всем окружающим.
«Можешь представить себе, чего мне стоило заставить себя говорить с Мэри Мокаттой, которая теперь гостит у меня, и я пишу это в 5 утра, чтобы не дать ей понять, какие горести одолевают меня».
У д’Авигдоров было четверо детей. Элиму, старшему, ничего не угрожало. Ему уже было семнадцать, и он учился в Англии. Изабелла, на год младше, была, по словам ее матери, «тверда в Моисеевой вере» и, может быть, из-за этого часто вынуждена была терпеть насмешки и грубости от своего отца. Как-то раз он купил ей медальон с фигуркой святого и велел носить его. Мать вынула оттуда фигурку, а отец вернул на место. Последовала битва характеров:
«Я возмутилась и сказала, что этого она носить не будет. На что он самым грубым образом заявил мне, что, если она не наденет медальон и не будет носить его постоянно, ее в ближайшее же воскресенье увезут в монастырь…
Услышав об этом, Изабелла изумила меня своим спокойствием; она сидела не шевелясь и, казалось, решила не говорить ни слова, которое могло бы еще больше его ожесточить. Конечно, она надела медальон, ибо не так уж это важно, какой в нем кусочек металла. Но как же печально, что юная девушка должна претерпевать такую борьбу. Она была бледна как смерть прошлым вечером, когда скандал утих и отец ее уехал».
Если инцидент и имел какие-то последствия, то в первую очередь только укрепил узы между матерью и дочерью. К тому же она, будучи из рода Голдсмидов, обладала самостоятельным умом, и навязать ей свое мнение было нелегко. Двое младших детей, однако, находились в непосредственной опасности:
«Моя главная и самая настоятельная тревога – это Сержи и Боли, мои младшие любимцы; ибо я уверена, что, если бы Анри мог какой-либо уловкой увести их с моих глаз, он бы непременно их окрестил, и тогда, мне кажется, по здешним законам, я, не являясь католичкой, лишилась бы права опеки над ними и их, конечно же, совершенно забрали бы у меня».
Недостатка в таких примерах, когда католические власти отнимали детей у родителей-евреев, не было, даже если оба родителя принадлежали к иудейской вере. Буквально в том же году ее брат Фрэнсис участвовал в акциях протеста против именно такого похищения еврейского ребенка в Италии. Это было дело семьи Мортара. Следовательно, страхи Рейчел не были воображаемыми. Более того, ее муж пытался изолировать ее от контактов с внешним миром. Он перехватывал письма ей и ее детям, заменил их гувернантку, набожную лютеранку, католичкой. Он пытался избавиться и от двух англичанок-протестанток, которых его жена привезла с собой в качестве горничных, и нанять вместо них французских католичек. Она, как могла, боролась с его происками, но он шаг за шагом изматывал ее.
«Вчера я сказала ему, что, если бы не дети, я бы не выдержала такой жизни; он сказал, что я могу уезжать, если хочу, и что не нуждается в моих деньгах. Что он уговаривал меня вернуться, потому что ему нужны были дети. Думаю, сейчас его цель в том, чтобы измучить меня и заставить уехать, и тогда, как ему кажется, он сможет поступить с детьми, как ему заблагорассудится. Но в этом он ошибается, я готова ежечасно сносить новые муки, и оторвать детей от меня можно только силой».