«Тот факт, что мистер д’Авигдор еще может унаследовать имение Голдсмидов, скорее говорит в пользу того, что до тех пор, пока оно находится в моих руках, мой долг состоит в том, чтобы максимально использовать его во благо моей многочисленной семьи и дочерей, а для того, чтобы помогать мистеру д’Авигдору держать охотничьих собак или яхту…
Более того, те крупные суммы (потраченные им по причине его прискорбного обыкновения участвовать в предприятиях, кои он в силу своего сангвинического темперамента склонен считать прибыльными, тогда как дело всегда оборачивается ровно противоположным образом), которые я уплатил за него, дабы помочь ему выбраться из трудностей, и дают мне все основания не оказывать ему какое-либо содействие в будущем. Также до меня дошли сведения, что часть средств, которые сэр Фрэнсис оставил графине, пошли на уплату других долгов мистера д’Авигдора. Подобный метод делить шкуру неубитого медведя представляется мне порочным».
Но эту отповедь сэр Джулиан не закончил категорическим отказом, хотя и мог бы. Он согласился выделять Элиму по 600 фунтов в год:
«…При условии, что он по закону обязуется, в случае если унаследует имение Голдсмидов, возместить капитал моим наследникам.
Также при условии, что он обязуется не делать дальнейших трат в расчете унаследовать имущество его матери или Голдсмидов. И наконец, при условии, что он обязуется не участвовать в любого рода предприятиях, влекущих за собой финансовую ответственность».
По-видимому, Элим охотно согласился на условия, так как очень нуждался в деньгах. Его жена, родившая сына в 1877 году, незадолго до этого подарила ему уже пятую дочь, и даже без учета собственных трат семейная жизнь требовала все более неподъемных расходов. Какой-нибудь человек попроще мог бы найти себе работу. Но Элим ждал. Сэр Джулиан был всего на три года младше его, но не отличался крепким здоровьем. Зимой 1895 года он тяжело заболел, еле дотянул до весны и в конце концов умер в 1896 году. Но Элим, увы, к тому времени уже и сам лежал в могиле. Он умер за год до того в возрасте пятидесяти трех лет и не дожил даже до смерти матери, чтобы унаследовать ее имущество. Она умерла в 1916 году в возрасте ста лет.
Глава 10
Дорога в парламент
Когда католики получили эмансипацию в 1829 году, Дэниэл О’Коннелл обратился к евреям, которые все еще боролись за свою, с такими словами: «Вы должны навязать свой вопрос парламенту. Не полагайтесь на английскую либеральность. Это растение, которое не растет на английской почве. Англичане всегда были гонителями. До так называемой Реформации англичане пытали евреев и десятками вешали лоллардов. После Реформации они все так же жгли евреев и вешали папистов. При Марии англичане со своей обычной жестокостью принялись пытать протестантов. После ее краткого правления наступили почти два века самой варварской и беспощадной жестокости по отношению к католикам… От нее страдали и евреи. Еще раз повторяю вам, не верьте ни в какую либеральность, а только в то, что вы сами приведете в движение и заставите действовать».
Исаак Лион Голдсмид, друг О’Коннелла и вождь самого активного фланга движения за эмансипацию евреев, не разделял этого ирландского взгляда на историю и охотно «полагался на английскую либеральность», однако и он понимал, что даже либералов надо подталкивать. К середине XIX века благодаря направляемым им «толчкам» с верующих евреев были сняты почти все ограничения в правах. Появились евреи-рыцари и баронеты, еврейские шерифы и олдермены. Только двери в парламент по-прежнему оставались для них закрыты. Тогда эмансипаторы собрались с силами для финального штурма, и, конечно, возглавить его мог только один человек – барон Лайонел де Ротшильд.
Отец Лайонела Натан, возможно, самая влиятельная фигура движения, был вынужден отойти на второй план. Он был слишком чуждый, слишком грубый, слишком непривлекательный, чтобы выдвигать его в первые ряды. Лайонел, который возглавил Лондонский банк в возрасте двадцати восьми лет, не имел таких недостатков. Это был англичанин по рождению и воспитанию, в полной мере обладавший финансовым гением своего отца, но лишенный его неуклюжих манер и наивности. «Требуется большая находчивость и большая осторожность, чтобы сделать большое состояние, – говорил Натан, – и в десять раз больше ума, чтобы удержать его, когда оно у тебя есть». Лайонел имел такой ум и был не только способен удержать значительное состояние, полученное от отца, но и увеличить его.