Собственно, хотелось Зотову не столько прогуляться, сколько где-нибудь присесть, - привести в порядок в режиме нулевого стиля разбегающиеся в разные стороны мысли.
Совсем невдалеке нашёл он уютный дворик. Обычный тихий городской дворик с обязательной детской площадкой: подкрашенные качели, песочница, длинная лавка под пожилой - цветущей по случаю конца мая - дикой корявой жерделиной.
В песке копались двое малышей; следящие за ними бабульки восседали на скамейке, - на солнечной её половине. Обычные овнучанные бабушки, пахнущие всеми этим делами: кипячёным молоком, сдобой, ванилью и валерьянкой, из-за которой трутся постоянно возле их ревматических ног пройдохи коты.
Зотов присел на другой конец лавки, - куда падала мягкая узорчатая тень от старого дерева.
Бдительные бабки оценивающе покосились на него, - он это боковым зрением заметил, только сделал вид, что не заметил, а потом и повернул голову так, чтобы бабки оказались в мёртвой зоне. Но они, видимо, ничего в его облике пугающего, подозрительного и настораживающего не обнаружили, потому и продолжили прерванный появлением незнакомца-чужака разговор:
-- Андреевна, а ты сегодняшние Файненшл Таймс читала? - спросила видимо та, что одета была попроще, - шерстяная юбка, вязаная кофта, трогательный цветастый платок - впрочем, может быть, и другая, та что одета была с гораздо большей претензией - серая твидовая юбка, образующий с ней костюм жакет, небольшая круглая шляпка в тон, на руках перчатки, в руках длинный зонт в сером чехле, абсолютно не нужный при нынешних погодах (хотя ненужность вещи как раз и создаёт ауру утончённости).
-- Да некогда мне было, Леонидовна, - ответила другая (а, может быть, Зотов-то не видел - и другая) - Нина нынче во вторую, так я в кассу с утра компенсацию выправила, да за одно уж договор по срочному вкладу пролонгировала... Потом опять же в клинику зашла на четверг на зубы записалась и... Что ещё? А, за телефон же оплатила... Так до обеда и пробегала. Не до газет было. А что пишут-то?
-- Так насдак вчерашними торгами на сто семнадцать пунктов упал!
-- Да ты что! Господи Иисусе! То-то я всю ночь промаялась... от бессонницы. Только под утро и уснула. И сон же снился такой... будто птица я, а взлететь не могу, разбегаюсь будто, - а никак! Оно вот, стало быть, к чему...
Зотов вместо того, чтобы подстегнуть свои мысли, напрячь их, направить в аналитическое русло, размяк от бабкиных воркований, вытянулся в эмпирее угодливого тепла, расслабился на этом остравке спокойствия. Да только не надолго.
Где-то совсем рядом вдруг застукало и забрякало. Сквозь ленивый кошачий прищур Зотов увидел, как мимо - в сторону двух металлических гаражей, стоящих поодаль, пробежал мужик в спецовке и резиновых сапогах. На плече мужика висела офицерская сумка, из которой торчал кой-какой инструмент, - мужик похоже был местным сантехником. А, судя по тому, что в правой своей руке он судорожно сжимал большой разводной (газовый) ключ, - он действительно был сантехником.
Заполошный мужик, испуганно озираясь, быстро шмыгнул в щель между гаражами и там затаился. И, кажется, затаился вовремя, - через какое-то мгновение во дворе с диким - поднявшим жирных ленивых городских голубей ввысь - гиканьем появилась ватага дворовых пацанов. Они, пугая воображаемого врага своим игрушечным китайского производства - вооружением, пронеслись через дворик, заметно искривив своим энергетическим вихрем его пространство. И скрылись за углом дома. И больше не появлялись. Сантехник тоже.
-- Ребятня опять Потапова гоняет, - объяснила всё произошедшее одна бабка.
-- Судьба у него такая, - промолвила другая.
-- Небось, опять школу-то заминировали, вот уроков и нет.
-- Да пусть себе гуляют, - ещё своё оттерпят-отпечалят...
-- Да-а-а, своего ещё хлебнут... Пусть уж... лишь бы войны не было.
-- Лишь бы...
Зотов, осознав, что сиеста его окончательно нарушена, встал. Отряхнулся. Потянулся. Решил пройтись. Любимый мой дворик, ты очень мне дорог, - я по тебе буду скучать...
Эх, заплутать бы!
Да только в этом городе лишь угадывались стёртые черты лабиринтов диковинных и путаных переплетений улиц, улочек, проулков, переулков и тупиков, которыми пытался наделить его при строительстве основной его архитектор коллективное бессознательное.
Новые времена лишили город способности ловить в свои паутины приезжего зеваку. Сколько Зотов не старался заблудиться - всё на какое-нибудь бойкое место выходил, где встречные трафики толпы, где снуют офисные - чёрный низ, белый верх - мальчики и девочки, где ....
-- Молодой человек! Молодой человек, можно к вам обратиться? Дело в том, что наша российско-канадская компания... - это оказывается к нему, к Зотову, какой-то развязный вьюноша, похожий костюмом больше на западного проповедника, чем на коммивояжёра, - объявила распродажу. Вашему вниманию предлагается уникальный комплект "Антилох", приобретение которого даст вам возможность сохранить свои сбережения. В комплект входит изящно выполненное кожаное портмоне и металлический браслет. Вот, смотрите... Одеваю... Принцип действия устройство заключается в следующем: браслет выполнен из ферромагнитного материала, из металла той же полярности выполнена специальная рамка, вшитая в портмоне можете пощупать - и как только вы рукой, на которою надет браслет, пытаетесь залезть в портмоне за деньгами, то чувствуете отталкивающий эффект. Это даёт вам возможность задуматься над тем, - а стоит ли совершать покупку и тратить деньги? Вот видите, чтобы деньги достать, нужно определённое мышечное усилие... Молодой человек, подождите, комплект продаётся со стопроцентной скидкой... Всего за пять сольдо... К тому ж, совершено бесплатно вам, в случае покупки, будет подарен вечный фона...
И что уж там этот юноша такого увидел в глазах Зотова, - может быть ненависть и ярость Сашки Аверцева, который в ноябре сорок четвёртого в бою под Будапештом лёг со связкой гранат под прорывающийся через его окоп "тигр"; а может быть боль и непонимание комсомольца Алексея Михайлова, которого зимой тридцать восьмого обливали на пятидесятиградусном морозе в лагере на Колыме водой из пожарного крана обозлённые вертухаи; а может быть страх и восторг старлея Юры Гагарина, которого в консервной банке зашвырнули с Байконура в неизвестную черноту, не особо надеясь на его возвращение; а может безнадёжную тоску парикмахера с Таганки Алёши Акишина, который в чреве погибшей подводной лодки, лежащей брюхом на глубине сто десять метров, чувствовал, как, не торопясь, но бесповоротно, надвигается на него Вечность; а может... - кто его знает, чего он там увидел, да только побледнел он вдруг, вскрикнул, бросил пакет с названным в честь древнегреческого героя прибором, развернулся и побежал, расталкивая руками встречных прохожих.
Он бежал от увиденного им ужаса, а Зотов всё ещё стоял возле какого-то гостранома, огороженный фасад которого подвергался косметическому ремонту.
У ступеней, ведущих к его входу, сидел на раскладном стульчике христарадничавший инвалид. Его разбитые церебральным параличом ноги жили своей жизнью, он - своей. Зотов подал каких-то денег в пластиковую миску.
-- Спасибо, - поблагодарил инвалид.
-- Тебя как зовут? - спросил Зотов.
-- Борисом.
-- И как дела, Борис?
-- Ничего, - шевелимся. Только вот выселяют. Директор евроремонт затеял, говорит, что в интерьер я теперь не вписываюсь.
-- Ничего... образуется как-нибудь. Пожалеет инвалида-то...
-- Кто знает... Это я раньше инвалидом был, а теперь я человек с ограниченными возможностями... и помогать теперь мне можно... ограничено...
-- Образуется... Всё проходит... Экклезиаст гарантирует... А скажи, Боря, как к музею художественному пройти?
-- Гоу срайт элонг зис стрит, тэйк зэ сэконд торнинг он ё райт, - махнул рукой вдоль по питерской Боря, - только, когда То Место проходить будешь - не останавливайся.