И огонь погас.
"Мне туда, - сказал он, махнув в сторону, где железная дорога врезалась в горизонт, потом махнул в сторону дохло мерцающих городских огней, - а тебе туда". Потом присел на корточки, и сказал трущемуся об его ноги псу, потрепав за холку: "А тебе - не знаю куда". Псина, обдав смрадным запахом из пасти, лизнула его шершавой лопатой в нос.
И каждый пошёл своею дорогой.
Пёс повертел, ничего не понимая, башкой туда-сюда. И рванулся со всех лап за Зотовым, помогая себе изо всех сил своим волчьим хвостом.
Каждый пошёл своею дорогой...
Да только одним путём...
И заметил кто-то, что кольт - семизарядная пушка.
А кто спорит?
Только такие вот неточности и делают фильм культовым, - ну и чего ради тогда исправлять?
48.
Получилось у Зотова всё как-то автоматически.
Здорово.
Ни одного лишнего телодвижения.
Зашёл к дежурному по вокзалу, расписался в каких-то бумагах, получил свои вещи, снёс сумку в камеру хранения, перекусил пиццой в станционном буфете, нашёл место в зале ожидания и затаился.
Рядом сидели два приятеля, два уже созревших во всех отношениях мужика. Худой и толстый. Высокий и низкий. Брюнет и ... А! Нет, - толстый коротышка был лыс!
В командировку они намылились. Отдохнуть от жён, детей и начальства.
Кто сказал: "И любовниц"?
Никто не говорил.
Худой - спокойный как слон - читал, толстый - дёрганный как суслик - по сторонам пялился.
И оба пиво пили.
Пили-пили, да тут видимо толстому скучно стало.
-- И зачем ты этот бред всё время читаешь? - стал он доставать худого.
-- Метод хочу познать, - отмахнулся от толстого худой.
-- Метод чего?
-- Мышления, конечно.
-- Тьфу, тьфу, тьфу... Ты разве не знаешь, Глебушка, что мышлением нельзя утвердить своё существование, - своё существование можно утвердить только действием.
-- Что, Борисушка, бессмысленным?
-- Как минимум, Глебушка. Существование не есть наш имманентный признак, а потому логически недоказуемо. Можешь закрыть свою книгу. Это всё пустое.
-- А что, Борисушка, существование требует утверждения?
-- Это и составляет смысл нашей жизни, Глебушка! А ты думал, вероятно, что обмен веществ? Да? Кстати, там, где я сказал "смысл нашей жизни", конечно, стоит гиперссылка. Ты же понимаешь.
Худой хотел как-то ответить, но вокзальный диктор, что-то такое выдала в эфир, не вынимая печенья изо рта.
-- Чёрт, опять на сорок минут задерживают, - перевёл толстый и заныл: - Чего они хвост по частям рубят... Сказали бы через часа четыре подъезжайте. А пиво-то, Глебушка, закончилось.
-- А кто, Борисушка, пойдёт?
-- А не знаю, Глебушка.
-- А давай, Борисушка, разыграем.
-- Согласен, Глебушка. А во что? Как всегда, - в определенья?
-- Ну, давай. Мы же не обезьяны какие... Только, какой же термин на сей раз препарируем?
-- Мне всё равно.
-- Мне тоже. Спроси вон у парня. Для объективности.
-- Друг, извини, - обратился толстый к Зотову. - Скажи, будь любезен, какое-нибудь слово... существующее... существенное... существительное. А?
-- Какое? - пожал плечами Зотов
-- Ну, не знаю... Чего тебе по жизни не хватает, например?
-- Реальности.
-- Спасибо друг, - поблагодарил толстый и обратился к худому: - Слышал? Начинаешь ты, - я в прошлый раз начинал.
-- Только давай договоримся, реальность определять не через действительность, а через иллюзию, - предложил худой.
-- Не вопрос! - согласился на это условие толстый. - Начинай.
-- Так. Реальность - это иллюзия, состоящая из набора нереферентных знаков, не заставил себя долго ждать худой.
-- О, а что такое нереферентный знак?
-- Знак, отсылающий к другим знакам.
-- Ясно... Тогда. Значит так, реальность - это качественное, стандарта хай-фай, "кажется", то есть иллюзия последнего поколения, где нет проблем со звуком и изображением, где можно всё попробовать на ощупь, при этом сомнений не возникает... Короче, реальность - это иллюзия, лишённая сомнений.
-- Ага, так значит... Тогда вот тебе, - реальность суть иллюзия, в который твой социальный статус выше.
-- Всё?
-- Всё.
-- То-то психушки наполеонами забиты... Ладно, я тоже готов... Реальность это иллюзия, которой мы не в состоянии управлять, это иллюзия, которая подмяла нас своими законами. Пойдёт?
-- Терпимо... Тогда так... Реальность - это иллюзия, за которую её продюсер ответственности не несёт.
-- Чё-то, как-то слабенько... Ладно, - пока принимаю. Реальность... значит, реальность... это такая иллюзия... Вылетело... Мужик, подскажи-ка... А? Будь другом... определение реальности какое-нибудь, - толстый фамильярно похлопал Зотова по ноге.
-- А разве реальность можно определить? - удивился Зотов.
-- Ага! Сенкью вери мач тебе, добрый человек... Реальность, Глебушка, - это иллюзия, которая не поддаётся определению, - тут же подхватил толстый.
-- Ни хрена! Подсказка зала, - упёрся худой.
-- А кто сказал, что нельзя?
-- Ах, так! Тогда, - реальность - это иллюзия, которая переросла известную степень терминологической точности.
-- Ты бы ещё сказал, что реальность - это наиболее удачно позиционированная иллюзия!
-- А что?
-- А то, что ты уже в прошлый раз определял искусство, как науку, переросшую известную степень терминологической точности.
-- Ну и что?
-- А то, что одними и теми же, Глебушка, заготовками пользуешься! Так нельзя!
-- А помощь зала, - можно?
Мужики заспорили.
За пивом никто не пошёл
Худой замолчал первым и вновь взялся за книжку.
Толстый надулся, но тут ему на радость уборщица включила шваброй висящий под потолком телевизор.
Новости были так себе, - как всегда унылые и как всегда не особо радостные.
Губернатор, бедняга, захворал. Снялся с насиженных мест. Германн уличён и избирком его мурыжит и, сдаётся, домурыжит. Гвоздь сбежал из изолятора, зарезал политтехнолога Карбасова, был пойман и снова направлен в изолятор. Круговорот гвоздей в природе.
-- Ни хрена себе! Ну мы с мужиками и попали! - вскинулся, тыча в телевизор пальчиком-сарделькой, толстый. - Ну мы по-па-ли!
-- Чего там у тебя? - оторвался от книги худой.
-- Видишь, мужика зарезали.
-- Знакомый?
-- Я тебе, помнишь, рассказывал, как чёрные полковники у нас в гаражном кооперативе власть захватили? Помнишь? Ну, я ещё называл тебе - Гэ Хэ Чэ Пэ, Гаражная Хунта Чёрных Полковников, - помнишь?
-- Ну, что-то такое...
-- Они же, эти отставники краснозвёздые, совсем оборзели. На последнем собрании председатель, этот, как его... Перфильев, - у него "Победа" ржавая, сроду я не видел, чтоб он на ней из бокса выезжал, - а председатель! Так вот он вдруг и заявляет, что взносы с иномарок будут в два раза выше, чем у отечественных. Бес-пре-дел! Он, правда, беспредел этот социальной справедливостью обзывал. Но мы ж терпеть-то... Мы ж с мужиками свою сходку собрали. Решили Перфильева переизбрать, да только голосов у нас не хватает... Вот один из наших и привёл этого, - толстый кивнул на телевизор. - Сказал, что мужик деловой и что проблемку нашу он порешает... Мужик точно, - гадом, говорит, буду... Губернатора, говорит, если надо будет, сниму к ебени-фени, а порядок у вас в гаражном кооперативе номер пятьсот восемьдесят три наведу. Обнадёжил... И по триста баксов с каждого руля собрал... Прикинь, двести два руля по триста баксов... Не хилый гонорар! Как считаешь?
-- Считаю, что этих денег вам теперь не пересчитать, - худой был жесток. Вам дешевле было печать левую вырезать. Или эти деньги Перфильеву сунуть.
-- Пробовали. Не берёт. Коммунист.
-- Сказали бы, что на нужды партии.
-- Да ладно, уже, похоже, проехали. Само рассосётся... - решил толстый, но сделалось ему всё же и он замолчал.
Толи от всего услышанного, а, скорее всего, пицца несвежая дала о себе знать, но у Зотова закололо в боку. Пошёл минералочки испить. Когда вернулся, мужиков уже не было. Уборщица прибирала пустые пивные бутылки.