Но я же ни под бомбометание, ни под артобстрел… Или…?
Дама, тем временем, стащила с моей головы платочек. Ё-моё, а я и не заметил. На меня ж девчачий платочек одели! Как в детстве мама при болезни заматывала. От сквозняков, чтоб в уши не надуло. А ещё так покойникам челюсть подвязывают. Для придания приличного вида усопшему телу в момент последнего прощания с родными и близкими.
Пугало стало протирать мне голову чистой тряпочкой, смоченной в этом отваре. Кажется, я собирался сказать что-то умное. Хотя трудно придумать что-то приличное в таком положении. В полном, извините за выражение, бессилии. Не в смысле: «помогите виагрой». А в смысле: руки-ноги не шевелятся. Странное такое чувство — будто пустые.
Но тут ещё одна вещь меня поразила — ощущения кожи головы.
Я же себя сверху видеть не могу. Как там моя маковка-тыковка поживает — не видно. А чувство такое, что тряпочка с кипяточечком прямо по коже черепа елозит. То есть — волос там нет. А… где?
По этому поводу никогда особенно не комплексовал.
«Кто смолоду кудреват — тот к старости лысоват» — русское народное наблюдение.
Жизнь, она как стригущий лишай — освобождает от расходов на причёску неизбежно и необратимо.
И вообще, идеальный самец хомосапиенса выглядит как лысеющий волосатый мужичок невысокого роста на кривых ногах. Что-то там с балансом гормонов. В общем, «козёл безрогий» — идеальный производитель лысых обезьян. «Безрогий» — если у него «коза» — дура.
Горбунья тоже разглядывала мой череп с некоторым недоумением. Потом наклонилась над моим лицом и осторожно выдернула у меня кусок… брови.
Кто это сказал: «выщипывание бровей — болезненная косметическая процедура»? Просто по лицу рукой провела и… — вторая бровь у неё тоже в ладони. Ещё пара движений и у меня, похоже, ни бровей, ни ресниц. Вот лежу я тут — весь из себя голый.
Дважды голый — голый череп на голом теле.
Дама хмыкнула и, внимательно разглядывая собственную ладонь с моим волосами, удалилась. Даже забыла накинуть на меня овчину. А это нехорошо, в доме, всё-таки, довольно свежо. Скоро с её половины донёсся запах палёного волоса. Наверное — моего.
В сочетании с привычными уже в этом домишке запахами какой-то кислятины и свежего птичьего помета, «салют» — прощальный для всех с нормальным нюхом.
Стенка между нашими половинами дома (я таки пригляделся) была не стенкой, а печкой. Только занавешенной с моей стороны. Между стеной дома и печью — проход. И тоже занавеска. Из мешковины какой-то. Ну, это-то я видал. А вот земляной пол — в жилом-то доме — прежде не приходилось. И потолок…
Я довольно долго тупо смотрел вверх над собой. Напряжённо пытался понять — что это такое я вижу.
Наконец, понял: вижу что-то неправильное. Нет потолка — сразу крыша. Видны стропила — ошкуренные, но не струганные жерди. И такие же — поперёк. На пересечении — жерди перевязаны. Но не верёвка.
Даже представления не имею, где я это слышал. А вот здесь — увидел. Перевязь, похоже, из лыка. А сверху на жердях такое… неприятного светло-серого цвета… Кора. Чья — даже представить не могу. Но и на взгляд видно — мокрая, грязная и липкая. Грязная — понятно. Пол земляной, а пыль протирать на этот… не-потолок — никто не полезет. И ещё: готовка на открытом огне… Всё в избе вызывает при прикосновении ощущение…
На уроках химии говорили: «сальный на ощупь». А девчонки наши добавляли о некоторых… знакомых: «а также на вид, слух, запах и походку».
Ещё: оно всё мокрое. Тоже понятно: снаружи снег, внутри тепло. Даже если не течёт, то от конденсата — никуда.
В левом углу под потолком дырка. Точнее: в последнем и предпоследнем брёвнах вырезано по половинке. Получается дырка, сильно примерно говоря — прямоугольная. Ладони в четыре площадью. Оттуда и тусклый свет зимнего дня, и такой же воздух.
Ага, угадал. Раз есть дырка — должна быть затычка. Ну, или — «закрывашка». Под дыркой на лавке две затычки по размеру. Одна — просто деревяшка с ручкой. Пресс-папье-маше. Без «папье» и «маше».