Эта — не торопится. Не бежит. Стоит себе. Стоймя. Или про лошадь надо говорить «торчмя»? Причём лошадь была запряжена в сани.
Помню подумал: «вот это называется дровни». Ага, на картине «Боярыня Морозова» очень похожие нарисованы. Точно, я же репродукцию видел.
Насчёт «подумал»… Это из реконструкции. Типа поддержки собственного самоуважения. Хотя — какого…? Тогда никаких «подумал», «понял»…. Одни — «получил», «ощутил», «схлопотал». Иногда — «мелькнуло».
Так вот, «мелькнуло» — стоит знакомая лошадь. В смысле — понял: это — лошадь. Знакомо.
Гений я. Натуралист-натурал.
А рядом — другая мохнатая зверюга. Вроде предыдущей. Но не лошадь. Тоже — в шерсти, здоровенная… На задних лапах. Торчмя.
Тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Точнее, глаза как-то переключились. Или мозги заглазные включились? И я стал узнавать. То, что видел. Частично. Хоть как-то.
Вот такой информационный эффект от зрелища лошадки. И это — хорошо. Иначе «неврубизм» мог продолжаться долго. А там бы и вообще — «крышу снесло». Тем более, что все эти нарастающие непонятки вызывали… как бы это помягче… значительное недоумение, обоснованную тревогу и нарастающую панику. Попросту — постоянное охреневание.
Продлилось такое ещё час-другой — вполне можно было бы и «с глузду съехать». Нет узнаваемого — начинается паника. Всегда. У всех.
Дальше энурез, понос, инсульт, инфаркт, паралич. Можно ещё добавить шизофрению с паранойей. Или — ступор. Вплоть до комы.
Но лошадь включила «распознавание образов». И я распознал образы двух… мужиков.
Наверное.
Образины. Бородатые, в меховых мохнатых шапках, в шубах, мехом наружу. И о-о-очень большие. Ну очень…
Ощущение — до возмущения с раздражением. Я-то сам не из мелких.
Привык смотреть людям в глаза. А тут прямо великаны какие-то. Чувство как в толпе норвежцев: все вокруг на пару голов выше, а ты болтаешься где-то на уровне пояса. Все интересное происходит высоко, выше темечка. И ты попросту не допрыгиваешь.
И все остальное у мужиков по их размеру — и лошадь, и санки эти.
«Еурека», однако. Есть такое место. Технологический музей в Хельсинки с аттракционом: мир глазами ребёнка. Каждый посетитель может сам сходить пешком под стол. Ну, или попробовать пить из «папиной кружки» в полведра ростом. Познавательно…
Тут меня снова ухватили за шиворот и окунули в эти самые санки.
Вкинули.
Нет, всё-таки это дровни: сзади нет бортика. А внутри по полу солома рассыпана. Вот в эту солому меня мордой лица и воткнули.
Я дёрнулся, но руки подставить не сумел — мешало что-то. Зацепился что ли? За спиной рукавами? Дёрг-дёрг — никак. Хотя тут причина дошла относительно быстро: пока я оплеухи переваривал, меня, оказывается, и повязать успели. Интересно так захомутали: за локти. И теперь все эти бывшие носители зерновых, притаившиеся в донной части транспортного средства, абсолютно свободно лезли в глаза, кололи лицо и забивали глотку.
Я же не корова чтобы солому кушать! Моя глотка… реагирует рефлекторно. Как безудержный кашель переходит в рвоту — каждый и так знает. Попытался отодвинуться. Соблюсть гигиену, так сказать.
Чистоту в дровнях.
Тут лошадь пошла, меня сразу же подкинуло. Естественно, приложило об бортик. Естественно, лицом. Такое моё счастье. Кто-то из мужиков вякнул неразборчиво, повернувшись, ухватил меня снова за шиворот, и я оказался лежащим на спине, битым лицом к небу.
Теперь, уже много позже, могу честно признать — большую часть первых дней я постоянно находился в состоянии стресса. Более-менее полного ступора. Или проще — «Охреневания». Именно так — с большой буквы. То есть — глаза открыты, все вижу. Хотя с перспективой были… вопросы. Что ближе, что дальше — сначала соображал хреново. Нормальный глазомер восстанавливался месяцами.
А вот с пониманием смысла картинки… Были очень мощные проблемы.
Точно сказано: «видят, но не разумеют». Это про меня. И дело не только с распознаванием. Вычленить отдельный объект из панорамы… Типа: это дом или просто холмик? — довольно быстро стало удаваться. Вычленяется.
Хуже было с осмыслением — а что бы увиденное значило? Если это холмик, но в нём живут, то кто жители? Хоббиты? Сурки? Троглодиты?
Можете не пробовать — все варианты неверны.
Для осмысления нужен процесс мышления. Нужны мысли. Как минимум. А у меня первое время были только рефлексы. В голове — каша из обрывков междометий. Наиболее длинный связный кусок тогдашней моей мыслительной деятельности выглядел так: «Во, бл…!». А самый литературный пример выражения эмоций — «йиэё-моё!». Такое сплошное… «йотирование по площади».