Выбрать главу

Дальше выстраивается история. В изложении соседа по очереди на впуск в «мать».

Был в Киеве князь Гургий. Это от «Егорий». Он же «Георгий», он же «Григорий», он же «Джордж». Он же Юрий. Он же — Долгорукий. Ага, тот самый — основатель Москвы. И местные его сильно не любили. За притеснения. Но — не все. Поскольку он, как положено законному правителю, притеснял по закону — либо судом, либо налогами. А вы что, думали — «Басманное правосудие» оригинальное изобретение 21 века?

Чем налогов больше, тем налоговому инспектору веселее. Это Иисус мог себе позволить шокировать местное общество:

«…вошёл и возлёг вместе с мытарями и блудницами».

Ему-то что — сын божий. Но соотношение социальных статусов налоговиков и проституток в Библии чётко обозначено.

Однако, если у меня в руках свободно поигрываемая кувалда налогового пресса, то засуньте своё представление о моём статусе себе в… Можно — вместе с Новым Заветом.

Здесь главным налоговикам был некто Петрилла. Уточняю: через «т». Хотя местные его характеризуют теми же словами, что и Хрущев художников на известной выставке в Манеже.

Было в Петрилле 12 пудов веса, из них половина — чистое сало. Ещё он был большой поклонник Долгорукого. «Большой» — и по весу, и в силу своих профессиональных интересов. Жили они с князем душа в душу.

Так что три года назад на Пасху Юрий поехал к Петрилле в дом разговеться. Со свитой. А в свите у него был вот этот самый парнишка. Который в смущённо-эрегированной форме и изображён на настенном шедевре. Нечипкой его звали. Любимый князев скоморох. И певун, и плясун, и в дуду дудун. Молодой, весёлый, пригожий, ко князю во всякий час вхожий…

Дамы киевские, которые по теремам запертые сидят — ну просто кипятком… Одаривали его своей благосклонностью. И Петриллина жена… после воздержания Великого Поста… да в светлый праздник… А также с учётом весовых габаритов законного супруга и предполагаемых народной молвой флуктуаций его ориентации…

В общем, их застукали. Вот как раз в этой, изображённой на штукатурке, позиции. Вот с таким именно выражением лица.

Скандал, конечно. Петрилла сразу у князя голову оскорбителя своего потребовал. А Юрию… то ли — плясуна своего жалко, то ли — самому смешно Петриллу рядом с Нечипкой видеть… В общем, «Светлое воскресенье… прости нам долги наши как мы прощаем…»

С Долгоруким не поспоришь. И не сильно с него потребуешь.

Может, всё так и затихло бы, но у князя не один талант в дружине был. Дружок Нечипкин, хоть и плясал похуже, а вот на стенах царапал славно. Он и воспроизвёл. Собственноглазно виденное в форме собственноручно вырисованного. Под общим слоганом: «Вот так мы, суздальские, ваших киевских».

Петрилле, естественно, донесли. Сбить рисунок — не дали. Стража на воротах суздальская: «а кто это позволил стены крепостные ломать-портить? Га-га-га…». Тут праздники, весна, первые дни мая, а Петрилле чуть не в лицо народ смеётся.

Понятно, жену свою он сразу отделал, но…

Когда через пару дней Юрий к нему снова, уже по делу и снова с Нечипкой… Да и как по этикету положено спрашивает: «А здорова ли хозяйка? Что ж она к гостям не выходит?»… У Петриллы крышу от злобы снесло напрочь. Вот и сыпанул князю в чашу отравы. Сам же и поднёс — от верного слуги и активного сотоварища на тяжёлом поприще налоговой реформы.

Потом пошла раздача.

Юрий умер ночью. Признаки отравления — налицо. Суздальцы тут же взяли Петриллу — и в допросную. Боярство киевское аж пригнулось: кого там, на дыбе, Петрилла подельником назовёт… Хоть и не было заговора, но под пыткой… Но — тишина…

Поскольку на княжьем столе — никого. Скамейка запасных — пустая. Старший-то сынок Юрия — Андрей за год до этого из Вышгорода, что под Киевом, сбежал. Испугался киевской кровавой каши. Объявил, что нашёл, вроде бы, икону чудотворную. Вбил в неё 40 фунтов золота («да за это злато всю Киевщину с Черниговщиной купить можно!»), и, ослушавшись отца, оставив его одного в Киеве, сбежал куда-то в Залесье («доской крашенной прикрылся! Отца родного и людей его на погибель бросил!»).

У суздальцев лидера нет, время идёт. В нарушение обычая Долгорукого хоронили только через две недели после смерти. А кияне даром не сидели: стянули в город всех холопов и смердов из ближних и не очень сел. Взбаламутили рвань да пьянь с Подола.

В ночь после похорон пошли резать суздальцев. Натуральная Варфоломеевская ночь.

Сначала — в городе. Всех кого нашли. Потом — лодками, с факелами — через Днепр.