Бугай остановился у стола, легко подкинул парня – пристроил на руках поудобней, а Карси затаила дыхание. Что он делает?
Волосатая морда склониась к шестому. Осклабилась:
–Скажи «ням-ням», – зверь не дождался ответа, пригляделся. Обиженно проворчал, – чё, сдох уже? Ну, я так не играю.
Подбросил над столом бездыханное тело и Карси зажала рот. Главное не выдать себя! Утреннее солнце сверкнуло росой на ржавых кольях столешницы, и шестой с хрустом и бульканьем осел на старом железе. Тело дёрнулось в судорогах.
–Жратинька, – радостно сотрясло домик. Бугай вытащил из-за видавшего виды кожаного пояса длинный тесак. Проскрежетал пальцем по стертому о кости лезвию. Оскалился, – жра-атинька. – Без церемоний вспорол брюхо парня, а Карси до боли закусила палец. Только б не пискнуть! И есть от чего. В стонах отходящей от яда команды умирающий булькнул. Вокруг кольев запенилась алая жидкость, а гость засвистел весёлый мотивчик. Выдав очередную трель, зверь мурлыкнул, – печёночка – шлёп, – и скользкий комок внутренностей брызнул кровью о стол. – Сердечко. Ням-ням, – грудная клетка на кольях хрустнула под мощными лапами. Бугай порылся в развороченных легких и вырвал сердце.
От вида внутренностей Карси замутило. Вечерняя каша холодным комком угрожающе сжалась где-то внутри, а гость вытер руки о ветошь и обернулся к прикрученным к стенке призракам. Пересчитал:
–Крупненький. Хорошо. – Облизнулся, – на следующей недельке питательный жратик. – Коготь ткнул в третьего, – через недельку жратинька, ага. А рыжулька – на пра-аздник… – И Карси поняла, что гость рассчитывает силы на ещё живые запасы.
–Хотя-я. Хотя нет, – гость постучал широким пальцем по мохнатой морде. Обнял себя окровавленной лапой и принял позу вдохновлённого скульптурной композицией критика. Протянул, – хотя-я-я… Нет, еда должна понервничать – мясцо горчиночку даст… да-а-а. – Развернулся и чиркнул тупым тесаком о безвольное запястье шестого. Утопил в лапе пустую консервную банку и подставил под струйку крови. Прикрыл глаза под музыку барабанящих кровавых капель и, словно хрустальный бокал, приподнял жестянку к разбитому окну, – ням-ням. – Опустошил одним махом и закусил пускающей кровавые струи печенью, а Карси вжалась в стену. Рука сама собой нащупала стилет в кармашке рукава.
Бежать?
Вздрогнула от сонного голоса Эли:
–Как спало-ось?
Не веря собственным ушам, Карси под ветошью накинула маску. Уняла дрожь, а Эли позёвывая тянет:
–Спите ещё что ли-и? Вам выдвигаться пора. Э-эй, дохлый бо-о-от, просыпа-айте-есь.
Серебристый диск бота заглянул в провал крыши и взвился.
Карси подобралась: трущобы давно приучили – каждый сам за себя. Трясись, не трясись, а шкуру спасай. Всего-то короткий бросок через комнату в утыканное осколками окно и в лес. В лес! Выжить, добраться до родного сектора, подать сигнал и… и тут Карси поняла, что всё не так просто…
–Он тебя поймал? Эй ты жива? – зашептала Эли. – Карси, дохлый бот, ты слышишь?
А Карси сжимает стилет и, как в трущобах, просчитывает скудные шансы. Одно дело сбежать, и совсем другое жить с этим. Уйти самой? Бросить? И на окраинах второго сектора подать сигнал? Не вариант. И маячок у второго.
–Если слышишь, улови момент и беги. Это Жирвак. Полуразумная форма жизни. Он большой и медлительный, но, не приведи бот, поймает.
Серебряный диск осторожно заглянул в провал крыши. Повертелся над чавкающим печеню зверем в поисках Карси. Так же бесшумно ушёл вверх, передавать картинку, а мохнатый здоровяк облизнул кровь с морды, и вразвалочку поплёлся к очнувшимся призракам.
–Так, слушай сюда, – выдала серьёзным голосом Эли, – в этом домике важна только одна жизнь…
Зверь обнюхал восьмого, ловко увернулся от пинка и врезал призраку поддых. Осклабился:
–Хорошая жратинька. Нервная. Будешь первым.
–Эй, Карси, ты слушаешь? Одна жизнь важна. Консула.
–А? – Карси спохватилась: черт, неужто вслух ляпнула.
Зверь дернул мохнатым ухом на звук, неторопливо обернулся.
–Да твоя жизнь, дура! – рявкнула Эли в маске, – беги!
Но Карси под истлевшей ветошью замерла загнанной мышью. Нельзя сейчас бежать. Зверь обвел домик сытым взглядом. Икнул. Неторопливо поскрёб ухо и вернулся к добыче. Широкий нос принюхался к пятой.
–Беги, слышишь, – не унимается Эли, – седьмой прикроет.
Мохнатый повёл носом, недовольно заворчал. Утопил горло пятой в широкой лапе. Подмял чёрные локоны, и подставил нос поближе. Принюхался, а Карси всё сильней сжимает стилет – не правильно это. Странная мысль пришла сама. Ни забота призраков о ней, ни личные симпатии – какие симпатии, когда шкуру спасать пора. Когда каждый сам за себя! Когда выживешь или сдохнешь! И зверь в нескольких шагах сопит в лицо не тебе, а другой. Рычит от гордого, – отравишься, обормот.