–Рассмотрение по протоколу два началось.
–А? – Эту говорящую штуку заклинило? – Эй, а я?
–Обвиняемый встаньте.
Где обвиняемый-то? – не поняла Карси. Покрутила головой, но все стеклянные кубы оказались пусты.
–Обвиняемый встаньте!
–А-а? Эй, Высокий суд, меня выпустить забыли. – Да где обвиняемый-то?
Вместо ответа на Карси сверху хлынула ледяная вода. Пространство вокруг заорало, – Вста-а-ать! – и Карси взвилась с пола в ледяные струи воды. Что происходит? Где? – Выпустите! Выпустите!!! – заколотила в стальную дверь. – Не надо! – обняла себя руками и затряслась от холода. – Не надо. П.пожалуйста.
Душ прекратился, а в промокших ботинках захлюпало – воде некуда уходить. Невидимый суд потребовал:
–Назовите себя.
–К.карси. – Карси зачерпнула пригоршню воды и жадно выпила. Про себя настороженно фыркнула: дорогущую воду под ноги. Изверги.
–Полностью! Имя!
Мокрая роба противно прилипла. От холода челюсть начала мелко скакать:
–К.карс.и. – Карси сжалась сильней в попытке сберечь остатки тепла, а суд взревел:
–Высокий суд не терпит издевательств! Полностью!
Сверху прыснул ледяной душ. Карси обернулась: вокруг никого, только пустые клетки. Саданула по стеклу, но, то даже не дрогнуло.
–К.карс.си, В.в.высокий суд… я.я… К.к.карси! Карси! –отчаянно забарабанила по стеклу, а вода всё прибывает, – я – Карси!
–Полное имя!
Зубы заметались от леденящего холода, как Карси в ночи от бешеной шайки:
–К.к.карси я.й.а. Т.т.так меня з.зовут.
Душ оборвался, когда дорогущей воды булькало уже по бёдра.
–Вы Карсария Люция Полинер, так?
–Я К.карс-с.и, В.в.ыскоий суд… Т.так меня называла мат.тушка.
–А отец?
–Я н-н.н.е-е помн.н.ню. – Зубы Карси ходят ходуном, тело трясётся в последних попытках согреться, даже ноющий бок затих. А Карси всхлипывает, – Он.н по-погиб.б, В-в.в.высокий…
–Понятно. Ваша метка на руке утверждает, что вы житель четвёртого сектора, так?.. Так?! Отвечайте!
–Я м.м.местная, Выс.с…А-а! – Ледяной душ брызнул с новой силой, и Карси в испуге присела, озиралась в попытках найти укрытие. За что зацепиться? Что наплести суду? Не признаваться же, что семья незаконно перебралась из сектора в сектор. Прибьют и не вспомнят, а мелкая ещё не известно протянет ли одинёшенька. Вода пребывает. Уже плещется у самого горла. Холодные капли прервались, когда тело начало неметь. Карси застыла на цыпочках, дико озираясь сквозь дорожки воды на запотевших стеклах камеры.
Невидимый Высокий суд грозно потребовал:
–Я повторяю вопрос, подумайте хорошенько. Ваша метка говорит: вы житель четвёртого сектора. Трансфер в третий был незаконен. Вы признаёте факт перебега?
–Н.н.нет, – главное не сознаваться. Ни за что. Хватит ужаса обрывков детских воспоминаний.
И душ снова плеснул и голос повторяет и повторяет:
–Вы незаконно пересекли границу секторов четыре и три. Признайтесь. Сообщите о других беженцах и вас пощадят.
Ага, пощадят! Отца, вон, при перебеге от смерти пощадили.
Суд требует:
–Признавайтесь. Сообщите о других беженцах и вас пощадят.
Ноги потеряли опору. Руки в панике зашлёпали по ледяной воде и Карси сцепила зубы. Пощадят они. Всё детство помню таких. Выругалась про себя. Барахтаясь, вспомнила пропавших соседей. Расстрелянную семью тремя норами ниже. Пропавшего друга. Маму, пытавшуюся спасти ребёнка соседей. Были сознавшиеся. Были. Они вернулись. Они рассказали об этой чёртовой комнате. И где они? Где теперь их семьи? А? Все молчат? Глаза отводят? Да?! То-то же. Даже желудок заткнулся – не выдаст она сестру и точка. Нет! Карси барахтается в прозрачном аквариуме, стукается о потолок в попытках втянуть спасительный глоток воздуха, а мысль только одна: не предам! Чем уже щель воздуха, тем труднее быть верной решенью. Ноги свело от игл холода. Захлёбываясь ледяными брызгами, откашливаясь, Карси упорно молчит. Понимает: должна хоть ценой смерти дать сестре крошечный шанс на жизнь, а то, что если Асти найдут, пристрелят как перебежчицу, Карси не сомневается, ведь ни одна семья не вернулась после признаний. Жизнь – всё, что Карси может отдать. Всё, что у неё есть. Подарок. Её подарок голодной сестре. Нос уперся в стекло потолка. Ледяная вода хлестнула в горло, вырвала остатки жгущего воздуха. Легкие дёрнулись, наполняясь водой, и так захотелось жить. Обгрызанные ногти царапнули стекло куба, дернулись и сознание померкло коротким: живи.
Рассмейся Смерти в растерянный лик.
–А я-то, старый дурак, думал-думал, гадал... – проникло из ниоткуда. – Давай, давай, открывай глазки. – Ехидно посмеивающийся старческий голос неторопливой речью вывел из забытья. Нежно пошлёпал по щеке тёплыми пальцами и Карси вздохнула. Это Рай? Говорят, после смерти попадают в Рай, да? Если, конечно, душа не пошла в хоровод вокруг Сойрис. Ведь так? Вот только голод. Если это Рай, чего тогда живот сводит от дикого голода? И этот голос: