Однако, это, по всей видимости, чётко осознаю только я одна. И крупицы страха с чувством самосохранения остались тоже только у меня. Марк Эндрюз же явно вконец обезбашенный парень.
Да, он не раз мне об этом заявлял лично, многие люди мне это повторяли, и вчера я сама оценила степень его бесстрашия, наивно решив, что это и есть предел. Но я ошибалась.
У Марка нет тормозов и понимания — что можно делать, а что — нет. Данный факт я осознаю предельно ясно, когда спускаюсь на первый этаж и захожу в столовую, где за обеденным столом сидят донельзя напряжённая мама, папа и — о-Боги-скажите-что-я-умерла-или-попала-в-параллельную-реальность — Марк собственной персоной.
Он беззаботно улыбается, поедая хрустящий тост, пока прямо напротив него сидит побледневшая мама, а во главе стола — багровый от ярости папа.
Кажется, вся жизнь пролетает мимо моих глаз. Я теряю дар речи, придерживаюсь за стену, чтобы не свалиться на пол от шока, помноженного на панику, и случайно задеваю рукой рамку фотографии. Она предсказуемо падает и с треском раскалывается на части.
Все присутствующие в столовой тут же переводят взгляд на меня. Мама — испуганный, папа — уничтожающий, а Марк — весёлый и неотражающий и тени того ужаса, что мощными каскадами ниспадает на меня.
– О, Мили. А вот и ты! – подаёт бодрый голос Эндрюз, ставя кружку с кофе на стол, и отодвигает рядом стоящий стул. – Давай, присаживайся поскорее. Завтрак остывает.
– Что ты делаешь? – единственное, что мне удаётся еле слышно выдавить из себя, а после, умирая от страха, я смотрю на молчаливых родителей.
– Как что? – улыбается Эндрюз, и впервые его улыбка меня не очаровывает, а раздражает. – Ты же сама мне сказала, что не хочешь скрываться от родителей, и я тебя полностью в этом поддерживаю, поэтому я и пришёл с ними знакомиться, а ещё просить у твоего папы разрешение на общение с тобой. И что-то мне подсказывает, что мы с ним уже обо всём договорились, – Марк бросает наглый взгляд на пышущего немым гневом отца. Тот не даёт положительный ответ, но и отрицательный не выкрикивает, что вводит меня в тотальный ступор.
Марк явно считывает по моему оторопелому лицу, что я крайне нуждаюсь в объяснениях и лошадиной дозе успокоительного, но увы, обеспечивает меня только первым:
– Рокфорд и впрямь деревня, Мили. Ведь сегодня утром меня ожидал приятный сюрприз. Оказывается, мне и знакомиться с твоим папой не нужно. Мы с ним давние кореши.
– Что? – от непонимания и страха аж подташнивать начинает.
– А то, Мили, что твой папа уже много лет является незаменимым адвокатом моего отца и моим личным спасателем, который неоднократно вытаскивал меня из полиции, – обрушив эту новость мне на голову, словно тяжеленный рояль, Марк вконец наглеет и насмешливо подмигивает папе. – И я уверен, что он и с дочерью своей мне разрешит встречаться, и ещё не раз избавит меня от заключения, не так ли, Алан?
Глава 20
Эмилия
Бордовый атлас смотрится эффектно на моей бледной коже и плотно облегает изгибы тела. Их у меня не так уж много. Идеальными параметрами 90-60-90 я, увы, не обладаю, однако данный факт не мешает мне выглядеть в этом шикарном вечернем платье соблазнительно, точно голливудская дива. Жаль, я не смогу его надеть на благотворительный приём из-за полностью оголённой спины и выреза до середины бедра. Родители ни за что не разрешат мне выйти в свет в столь пикантном наряде, а уговаривать их, спорить и уж тем более идти наперекор их решению я точно не собираюсь.
После выходки Марка моё общение с родителями и так проходит в напряжённом ключе, даже несмотря на то, что всю последнюю неделю я была максимально послушной дочерью. Выполняла все домашние дела, прилежно училась и старалась ни коем образом не расстраивать их и не злить. За меня это с успехом делают мои отношения с Марком.
Да-да, мы с Марком продолжаем встречаться каждый день. И теперь делаем это без утаек и лжи родителям. Как этого получилось добиться? Особенно учитывая неблагоприятную связь Эндрюза с моим папой и отвратительное поведение поганца за тем завтраком, во время которого я чуть не поседела? Честно? Я и сама не знаю. Папа и Марк отказались рассказать об их беседе. Мама тоже не в курсе. Папа даже с ней не поделился. Молчит как партизан.