Томас Джонсон, знакомый моей матери, был самым старшим — он возглавлял исследования при Ноттингемском университете по клинической нейропсихологии, двое его молодых коллег были помощниками и единомышленниками. Совсем недавно они выиграли грант на исследования и теперь были рады моему присутствию — им не терпелось поделиться своей затеей с умными людьми, я сказала, что Северус, мой наставник в школе, занимается психологией.
Конечно же, моя мать об этом ничего не узнаёт. Дочь Томаса проходила у нее который год практику в зубной клинике, и они (моя мама и мистер Джонсон) были не столько хорошими знакомыми, чтобы делиться столь пустяковыми и вполне обычными вещами, как моя заинтересованность психологией.
Чем больше звучало фраз и предложений про когнитивные функции мозга, подавленные рецепторы, тем мрачнее становилось лицо Северуса.
Учёные в пух и прах разнесли общепринятую гипотезу о способе сохранности информации мозгом.
— Воспоминания могут блекнуть, а иногда человек «помнит» то, что и вовсе не происходило, или, к примеру, взять всем известный феномен дежавю… — размахивал руками юный Эдвард — помощник Томаса. — Это всего лишь изменение эмоционального контекста воспоминаний.
— Например, приятные воспоминания о романтическом ужине могут перестать быть таковыми после размолвки… Мы взяли за основу теорию Френсиса Крика, — продолжил общий рассказ Томас.
— Да, — вклинился в рассказ третий ученый. — Крик предложил подтвердить это активностью нейронов с использованием оптогенетического подхода…
— Наша задача, — отмахнулся Томас, увидев непонимание на наших лицах, — доказать, что можно изменить память: поменять плохие воспоминания на хорошие и сформировать «ложную» память.
Я усмехнулась про себя, и мы с Северусом переглянулись. Вас давно опередили, хотелось сказать мне им. Этим уже успешно занимается Янус Тики в больнице Святого Мунго.
— Речь идёт о подмене воспоминаний, — впервые за двадцать минут подал голос Северус. — Но нас интересует, можно ли с помощью процесса облучения светом, о котором вы так долго рассказывали, мистер Джонсон, вернуть блеклые воспоминания?
— Воздействовать на память определенно получится, — кивнул Томас. — Такие опыты еще не проводились, все впереди.
Северус многозначительно посмотрел на меня.
— Я готова стать вашей первой пациенткой, — тут же выпалила я, не дав Северусу поселить в моей душе зерно сомнения. — Если вы готовы провести данный оптогенетический метод на мне. Это ведь не опасно?
— Это будет опасно, Гермиона, — тут же сказал Томас. — Мы, конечно, закупились современным оборудованием и сможем вычислить, в каких конкретных участках мозга произошли нарушения, но… Ты хоть представляешь, что это за процедура? Вначале мы должны создать генетический конструктор, затем встроить его в вирус-переносчик, ввести тебе его в мозг, чтобы вызвать генетическую модификацию клеток, встроить туда световод. А только затем активировать нейроны светом… Все исследования еще только впереди. И пока что не на людях. Я думал, тебе интересно узнать о новых методах в нейропсихологии…
— Но это гуманне, чем химическая или электрическая стимуляция мозговых клеток, — возразил Томасу Эдвард.
Я поежилась от услышанного. На Северусе не было лица. Он сидел в такой позе, готовый в любую секунду сорваться и унести меня отсюда подальше.
— Я вам написала, потому что нахожусь в отчаянии, мистер Джонсон. Мне нужно срочно вспомнить кое-что важное для меня, но у меня нет времени экспериментировать с лекарствами… Неужели ничего поделать нельзя?.. — не сдавалась я.
— Это что-то из кратковременной памяти? — уточнил третий ученый, имя которого я не знала. — Если так, то тут на девяносто девять процентов проигрышный вариант.
— Нет, это… это долгосрочные воспоминания, но…
— Но мисс Грейнджер бы хотелось вспомнить всё досконально… — прервал меня Северус, и я поняла почему: он боялся, что я случайно проболтаюсь про то, что мне помогли забыть эти моменты моей жизни.
— Понимаю, — кивнул Эдвард. — Наверное, ты много раз думала о чем-то, группа нейронов, кодирующее твое воспоминание, изменилась. Ты добавляла новые подробности, когда обдумывала это?.. У тебя возникло ложное воспоминание, и ты уже не помнишь, что к чему?
— Да… — нахмурилась я, пытаясь сопоставить его предположение с действительностью. — Наверное, так. А еще воспоминания поблекли. А для меня они важны.
— О чём они? — поинтересовался Томас Джонсон и послал своего коллегу за чаем для гостей.
— О… событиях м-м… шестилетней давности.
— Ты совсем ничего не помнишь?
— Помню отрывки. Если меня спросят, я отвечу, что произошло, но, думаю, что-то важное для меня поблекло окончательно.
— Это вполне естественно для человека. Всё помнить невозможно, — усмехнулся Эдвард. — Какие-то связи в нейронных группах ослабляются, какие-то — выключаются, группы хуже связаны внутри себя, поэтому мы и забываем. Но не о чем волноваться, вряд ли у тебя развилась болезнь Альцгеймера. Ты ведь не об этом волнуешься?
— Единственный способ вспомнить — это воздействовать на ту группу нейронов, отвечающую за твои вопоминания шестилетней давности, — хмыкнул Томас. — Мы тут придерживаемся теории, что воспоминания не исчезают окончательно, они хранятся в памяти, просто утрачивается доступ к ним. Это вполне доказал своими экспериментами Уайлдер Пенфилд.
— Значит, пока рано говорить об экспериментах на людях? — ощущая всю беспомощность положения спросила я.
— Сначала будут мыши. Много, много мышей, — поджал губы Джонсон и развел руками.
***
Северус стойко и терпеливо успокаивал меня, сидя рядом на скамейке. Он наколдовал воздушный купол, чтобы мы окончательно не промокли и не простудились. Я была сильно расстроена услышанным, рассчитывала, что мне предложат выход из моей непростой ситуации, поделятся наработками и успешными исследованиями в области нейропсихологии, но все оказалось не так радужно, как я себе представляла.
— Гермиона, — в который раз позвал меня профессор, но я лишь уткнулась в ворот его пальто и вздрагивала от глухих рыданий. — Память к тебе не вернётся, а вот эмоциональное состояние уже пошатнулось…
— Мне вообще грозит смерть, если я не выполню свой долг.
— Что за чушь. Эти гадалки нагнетают ситуацию… Уж мне ли не знать?
Я всхлипнула и посмотрела на Северуса воспалёнными глазами. Я чувствовала, как кожа на лице сильно припухла.
— Получается, остаётся только один единственный способ… Ты мне поможешь?
— Кто ещё на это согласится? — театрально закатил глаза Северус и крепче обнял меня, слегка встряхнув за плечи.
***
Я, конечно, не хотела прибегать к легилименции, но у меня не оставалось другого выбора. Точнее оставался, но очень сомнительный — принимать зелья или магловские таблетки, улучшающие память и не дающие не то что гарантии, даже намёка на положительный результат, интересующий меня.
Легилименцию же я не хотела по понятной причине — Северус может в подробностях увидеть, почему я сорвалась в прошлое — есть шанс, что он увидит свою смерть и то, что я убила Беллатрикс из-за него. Какие выводы он сделает, узнав это, я не знала. Впадёт в депрессию? Начнёт бездумно рисковать, зная, что ему ничего не грозит?..
— Ты готова? — поинтересовался Северус, нерешительно крутя в руках волшебную палочку. Кажется, он тоже был неуверен в этом методе. А ещё боялся причинить мне боль и неудобства.
— Все в порядке, — заметив его реакцию, сказала я и приободряюще улыбнулась. — Ты запомнил, что искать? Библиотека. Та самая, что в Выручай-комнате. Лодочная станция. И больница Святого Мунго. Если получится, то события, произошедшие в битве за Хогвартс — они тоже важны. Все, что связано с этим. Ищи все.
Северус кивнул и направил палочку прямо мне в лицо. Я смотрела на него сосредоточенно, готовая к проникновению в свой мозг.