Я совсем не чувствовала приземления, за секунду до этого жадно впитывая последние моменты своей жизни, а уже через мгновение я увидела его лицо и тут же начала хватать ртом недостающий воздух — всё то время, пока я летела с башни, я не дышала.
— Се… Северус.
Его беспокойные глаза выражали такую тревогу и одновременно с тем облегчение, что он прижал меня к себе сильно-сильно, боясь отпустить.
— Гарри? — сквозь слезы спросила я.
Я не могла коснуться его, не могла вообще двигаться, всё мое тело сковал будто паралич. Сердце громко стучало в груди, мысли сбились в кучу — еще миг назад я готовилась к скорой смерти, а сейчас находилась в объятьях любимого человека. Северус жив. Больше я никуда его не отпущу. Но надо сказать… надо сказать.
— Северус, Волдеморт… на башне. Он убил Гарри. Северус, нужно поймать его.
— Тс-с, — Северус начал качать меня, как маленькую, время от времени всё сильнее прижимая к себе. — Ничего не говори.
— Северус, мы должны… Волдеморт. Я должна…
Он отстранил меня от себя и со всей серьезностью оглядел.
В этот момент мир будто замер. Медленно, вращаясь по непонятной траектории, на нас падал легкий, пушистый снег, припорашивая нас, как и всё вокруг: черные полуразрушенные башни и стены замка, землю, пропитанную кровью павших жертв бессмыссленной войны и тех, кто остался на ней лежать. Мы тоже сейчас с Северусом были частью общего единства. Тоже застыли, будто ждали, что нас увековечат в монументе.
Этот момент как будто продолжался вечность, я успела разглядеть рану, рассекающую его щеку, успела увидеть блестящие капельки слез в уголках до невозможности живых подвижных глаз, — или это снег растаял на его горячем лице? — прочувствовала как никогда его объятья, говорящие за него — он боялся меня отпустить.
— Ты ничего не должна, — тихо сказал он и на миг обернулся.
Я тоже посмотрела за его спину — жизнь продолжалась, она била ключом — по-прежнему кто-то сражался, на меня градом обрушился шум, которого я до сих пор не замечала, околдованная невероятностью момента.
— Волдеморт, — вспомнила я и предприняла усилия, чтобы приподняться — тело нещадно дрожало, не давая сделать мне простых движений.
— Гермиона, — испуганно прошептал Северус.
В тот же миг в его руках оказалась волшебная палочка, и он приблизил ее ко мне.
— Северус, нет, не надо, прошу, я…
Но я не успела ничего сказать — погрузилась в глубокий сон.
***
Мне показалось, что я никогда в жизни не спала так долго и спокойно. Меня разбудил солнечный свет. Откуда он?
Глаза не хотели открываться, а организм уговаривал меня продолжить этот сладкий удивительный сон, в котором не было тревог и забот.
И всё же…
Что-то нарастало во мне — мысль формировалась. Сначала она была просто чем-то неясным, будто сгустком непонятной материи, а затем приобрела смысл — постепенно мой разум просыпался. Солнечные лучи всё назойливее лезли в глаза.
«Северус!» — вспомнила я и дернулась во сне.
Я наконец-то ощутила свое тело. Оказалось, что мышцы затекли, и приятно отдались болью, когда я пошевелила ногами.
Глаза открылись, и я тут же задалась вопросом: где я? Что произошло?
Комната, в которой я находилась, показалась мне знакомой. Светло-серые обои в розовый цветочек на стене, небольшое окошко в центре с облупившейся белой краской и вылинявшими занавесками. Она была мне знакома, хоть я и не могла вспомнить, откуда.
Напротив кровати находилась входная дверь. Я заставила себя встать, и сразу обнаружила, что одета в белую просторную ночную рубашку.
Одно радовало — я не в Мунго. Не было противного острого запаха лекарств.
За окном я рассмотрела до боли в глазах знакомый пейзаж. Ряд серо-черных домов, всё покрыто белым покрывалом снега. Чтобы подтвердить свою догадку, я поковыляла на выход, несколько раз останавливаясь и пережидая спазмы в ногах — икры сводило от внезапной активности. Мой организм был к такому не готов.
Дверь скрипнула в этой оглушающей тишине, и я увидела перед собой узкую лестницу, ведущую вниз. Я схватилась за деревянные перила, которые от моего прикосновения зашатались, и направилась вниз.
Тут же внизу послышались чьи-то шаги.
Мгновение — и возле меня оказался Северус. Я тотчас упала к нему в объятья, не веря в происходящее.
Он здесь, со мной! Это не сон! Я вцепилась в его одежду ногтями, сжала пальцами, боясь выпускать.
— Ты живой… — тихо прошептала я, и крупные слезы полились по щекам сами по себе.
Вместо ответа он прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
***
Со временем я поняла, что слишком была зациклена на себе, своей проблеме и Северусе, не замечая ничего вокруг. Это не плохо, кроме того, что моя озабоченность напоминала больше одержимость. Видимо, поэтому я совсем не заметила, как вырос Гарри, которого я с высоты своего возраста до сих пор считала ребенком.
Оказалось, что в пятнадцать лет можно быть очень взрослым. Я и сама забыла, как это — быть пятнадцатилетней. Считая себя умнее всех и всего, я взвалила на свои плечи проблемы мира, пытаясь решить их в одиночку.
Победой над Волдемортом мы были обязаны всем, но больше всего Гарри Поттеру. Всё таки Избранный — он и есть Избранный, и никакие временные петли и вмешавшиеся люди не изменят того, что предначертано парню судьбой.
Когда я отключилась, хаос продолжился. Но именно Гарри вспомнил про василиска. Он разбудил его и велел сражаться на нашей стороне.
Когда василиск смертельно ранил Нагайну, она сказала Гарри «спасибо», сразу, как только был разрушен крестраж. Благодарность, что он освободил ее. А потом в дело вмешался Дамблдор. Узнав про способности Гарри управлять огромным змеем, он решил проблему в несколько ходов — велел, чтобы василиск укусил Поттера, и пока тот бился в агонии, проник с помощью легилименции в его мозг, чтобы окончательно добить крестраж Волдеморта. От смерти Гарри снова спас Фоукс. Дело оставалось за малым — выследить и уничтожить Тома Реддла.
Было удивительно слушать, что всё может решиться и без моего участия. Мир не рухнул, когда я погрузилась в бессознательное состояние, упав с башни, не распался на части. Он продолжил существовать, а люди продолжили бороться за свое счастье и свою жизнь.
Меня спас от смерти Дамблдор, когда я падала вниз. Опять. Снова. Северус поймал меня в последний момент, когда директор затормозил мое падение. Увидев в каком я состоянии и предположив, что я пережила, профессор погрузил меня в сон и перенес к себе, а затем вернулся, чтобы продолжать биться за Хогвартс.
Несколько дней я находилась в неподвижном состоянии. Я тупо сидела в кресле у камина, пытаясь абстрагироваться — спасибо Северусу за эту возможность. Он отвоевал меня у Дамблдора, у всех остальных, не дал снова отправить в Мунго, ведь больничное крыло Хогвартса было полностью разрушено.
Когда Северус аппарировал, чтобы помогать восстанавливать замок, давать бесчисленные показания в Министерство, я просто сидела на одном месте, завернувшись в его халат, и ждала, пока он придет. Я каждый раз засыпала, и каждый раз мне снился почти один и тот же сон: туман из толстого слоя извести, сажи и пыли, крики людей и ярко-красные глаза, прорезающие эту завесу. И каждый раз я пробуждалась от нехватки воздуха.
Когда Северус возвращался, для меня начиналась какая-то жизнь: он прибавлял огонь в камине, приносил еду, по большей части молчал, но много делал. Прятал от меня газеты. И за это я тоже была ему благодарна.
Лишь через несколько дней он сознался, что они с Дамблдором соврали насчет меня, потому что министерские работники жаждали со мной поговорить, и не только они. Им было сказано, что Гермиона Грейнджер находится в сильном потрясении, проходит курс психотерапии у магловских врачей, можно сказать, невменяема.
Я не расстроилась, эта новость вызвала у меня лишь нервную внутреннюю усмешку: все повторяется вновь.
Я не могла сказать, сколько прошло времени: неделя, две? Однажды Северус принес мне целую пачку писем от друзей и положил на столик перед диваном. Я увидела желтоватый конверт, подписанный изумрудными чернилами.