— А вот и я.
Татьяна сидела на постели, не замечая ничего вокруг. Настя полезла в свою сумку, на дне которой находились две упаковки лекарства для Ворониной. Чтобы достать их, пришлось вынуть толстый блокнот-ежедневник. Настя положила его сбоку на тумбочку, потом достала таблетки и пару долларов сдачи. Она так торопилась, что забыла блокнот.
— Вот таблетки, вот сдача. Все, мне пора.
Она пулей вылетела из спальни и перевела дух уже на лестничной площадке. Здесь ее разобрал невероятный смех, и она от души расхохоталась, не пугаясь того, что ее может кто-нибудь услышать.
Однако ее настроение могло бы мгновенно испортиться, если бы она могла видеть, что сейчас происходит в спальне Татьяны Ворониной.
Удрученная возмутительным равнодушием Бронникова, та плюхнулась на подушку. Взгляд ее упал на толстый блокнот, лежавший на тумбочке.
— Настя, ты забыла свой блокнот… — запоздало крикнула она.
Женское любопытство заставило ее взять ежедневник в руки и раскрыть его. То, что Воронина прочитала на первой же странице, привело ее в бешенство: «Встреча с Женей… Сделать звонок Кондратьеву…» Пролистав еще пару страниц, она нашла последнюю запись, относящуюся к сегодняшнему дню: «Встретить в Шереметьево-2 Воронину» и после этого: «В 15.30 — совещание в «Аргосе».
— Что? — изумленно пробормотала Воронина. — Женя? «Аргос»?
Она бросила взгляд на часы. Было уже почти половина четвертого. Наконец-то Воронина все поняла.
— Ах она шлюха, стерва! — завизжала Татьяна, отшвырнув от себя блокнот, как ядовитую змею.
После этого ее уста извергли такую грязную площадную брань, что Татьяне позавидовали бы многие грузчики и прапорщики. Она честила Анастасию на чем свет стоит.
После этого мгновения растерянности сменились бурной деятельностью. Не обращая внимания на гипс, она стала одеваться.
Таксист, который вез Анастасию на Тверскую, оказался парнем лихим и проворным. И все-таки, вбежав в вестибюль и глянув на настенные часы, Настя увидела, что сильно опаздывает. Похоже, что совещание началось без нее. Выйдя из лифта, она остановилась в коридоре и, бегло глянув на себя в зеркало, поправила растрепавшиеся волосы. Лишь после этого Настя направилась в приемную Кондратьева. Секретарша посмотрела на нее суровым взглядом.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Мне нужно к Кондратьеву.
— Он занят, у него совещание.
— Я знаю, мне именно на совещание и нужно.
— Как ваша фамилия?
— Анастасия Глазунова.
Неодобрительно посмотрев на столь юную особу, которая по глубокому убеждению секретарши не могла иметь ничего общего с ее шефом, та все-таки пропустила ее в кабинет Кондратьева.
В кабинете было несколько человек. Среди них уже известный Анастасии вице-президент «Аргоса» и Евгений Бронников. Как ни странно, самого Кондратьева Настя не заметила.
Евгений тут же направился к ней.
— Ты где была? Я тебе звонил.
— Я тебе тоже звонила. Ты же, вроде, говорил, что сегодня будешь на работе.
— Э… я был занят, у меня были срочные дела, — не вдаваясь в подробности, объяснил Евгений.
— А где Кондратьев?
— Сейчас выйдет. Здесь обычно проходит совещание, а сам его кабинет вон там, за дверью. Между прочим, у него сейчас директор радио «Классик» Ратоборский.
Настя отвела Бронникова в сторону и, стараясь быть максимально осторожной, спросила:
— А с тобой никогда не бывало так, что вот ты, например, помогаешь кому-нибудь в сделке, а потом тебя… ну, в общем, а потом у тебя из-за этого неприятности?
— Да ты что? — удивленно посмотрел на нее Евгений. — Я и понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Честно?
— Абсолютно.
— Это замечательно, — улыбнулась Настя.
— Почему ты спрашиваешь?
— Да это все ерунда, — отшутилась она. — Просто я так нервничаю, что несу всякую чепуху. Не обращай внимания. Я даже спокойно на месте не могу стоять.
В подтверждение своих слов она несколько раз переступила с ноги на ногу.
— Успокойся, все будет нормально, — убежденно сказал Евгений и, чуть-чуть наклонившись, тихо добавил: — Я тебя люблю.
Настя, не поворачивая головы, прошептала:
— Я тебя тоже люблю.
Дверь кабинета Кондратьева распахнулась, и оттуда вышли сам президент «Аргоса» и директор радио «Классик». Они оживленно переговаривались, а затем пожали друг другу руки.