Разливает мужчинам, меняет на бутылку вина и подносит к моему бокалу.
— Нет, Боря, — накрывает рукой мой фужер отец. — У неё праздник насухую. Сок пусть морковный пьёт, он полезней.
— Вить, ну ты чё? Какой сок? Тем более морковный, — морщится пренебрежительно. — Праздник ведь, — жмёт удивленно своими широкими плечами Борис Васильевич.
— Она свою цистерну уже выпила, да, доченька? — язвит папа. — И вообще, у неё гастрит.
— А, ну если гастрит… Хорошая парочка у вас, — с усмешкой хлопает слегка по руке Гордея. — Всю жизнь на лекарства работать будете.
Тот только выдавливает кривую улыбку.
— Макс, не обессудь, но родитель сказал — тебе сок, — посмеивается, наливая в бокал противную оранжевую жижу. — Тебе? — смотрит на Дэя вопросительно.
Он качает согласно головой.
— За что такая немилость? — наклоняется ко мне и спрашивает тихо. — Про гастрит не заливай, у меня он тоже был, и я пил, как бык.
— Меня из колледжа исключили, — признаюсь ему.
Странно, но мне он кажется человеком, которому можно доверять.
— И за что?
— Пьяная на урок пришла…
— Круто… Нет, не круто, конечно. Я в общем понятии… Короче, ты меня поняла.
— Да. Из-за меня ещё Дэя уволили, — продолжила.
— А вот это хреново. А я думаю, что он такой хмурый, — покосился исподлобья на Калинина. — Ничего, найдёт другую работу. Может даже лучше…
— У него есть работа, он консультирует.
— Я слышал что-то про это. Тем более… А на тебя за это дуется?
— Нет. Там всё сложно… — жмусь рассказать ему правду.
— Сложно, Макс, сердце зашивать, когда с него кровь хлещет. А ваши проблемы — пустяки. Всё решаемо, — так широко улыбается мне, что внутри становится тепло.
В молодости он наверняка разбил кучу сердец. Борис Васильевич в пятьдесят импозантный мужчина, а каким он был в двадцать? С такой улыбкой, наверняка, сражал девушек наповал.
— Смотри, надулся гусь, — кивает на Гордея, который сидит, нервно сжимая руки в замок. — Ревнует. Представляешь, что с ним будет, если я тебя в щёчку чмокну!
— Борис Васильевич! — тихо возмущаюсь, поглядывая в сторону отца.
Но он что-то обсуждает с Петром Дмитриевичем.
— Я же шучу, Макс, — смеётся. И мы оба наблюдаем, как Гордей выходит из-за стола. — Я не настолько чокнутый, чтобы к молоденьким девчонкам клинья подбивать. Но всё же не могу промолчать: ноги у тебя красивые, — отвешивает комплимент, словно это для него обычное дело. — Ну-ну! — смотрит на моё взволнованное лицо. — Понял — комплименты не любишь.
— Просто неожиданно услышать их от вас… — стесняюсь, как жеманница.
— Макс, красивой девушке не должно быть стыдно, слушать лестные слова в свой адрес.
— Вы считаете меня красивой? — не верю ему.
— Очень. У тебя естественная красота, без всей этой тонны косметики и силикона. Так что гордись этим, девочка. Пойду я покурю, — похлопывает меня по плечу и уходит.
Я тоже встаю из-за стола, слава Богу, всем уже наплевать ела я или нет, и подхожу к огромной ёлке, которая занимает целый угол в гостиной.
Искусственная. Ощущаю пальцами пластик.
Ну и правильно! Зачем ради прихоти и нескольких дней праздника ёлочки рубить, их и так с каждым годом всё меньше.
Гостиная освещается только несколькими лампами по углам и гирляндами, создавая мягкий желтый свет и сказочную атмосферу, как на рождественских картинках.
Кажется, что сейчас на крыше остановятся сани и через камин влезет Санта с мешком подарков. Или Дед Мороз. Нет, наш через дверь войдёт.
Отец хотел заказать и Деда Мороза, и Снегурочку, но я только брезгливо повела носом.
Тут вроде детей нет. Зачем они?
Делаю пару селфи на фоне ёлки и отправляю в наш чат. Больше половины бывшего класса отмечает Новый год вместе.
Удивительно, но я буду скучать по этим придуркам в другой школе.
Бросив взгляд в окно, замечаю, что Полозов разговаривает на террасе с Гордеем. Они что-то обсуждают. И видимо дядя сильно грузанул племянника. Тот стоит и носком туфли снег сметает со ступеньки, слушая умного родственника.
Вдруг Дэй поворачивается и кидает взгляд через окно на меня. Я пугаюсь и прячусь за стену.
Блин! Зачем?
Подумаешь, посмотрела. Что тут такого?
— Тоже скучно? — неожиданно подваливает Слава.
— Нет… Очень даже весело.
— Ага. Ври больше. Стопудово, как и у меня были другие планы, — прыжком садится на подоконник.
— И какие были у тебя?