Он быстро накладывает в тарелку всяких закусок, передаёт мне два стакана с соком.
— Идём.
— Куда?
— Туда, где никого нет, — кивает в сторону боковой двери.
За ней зрительный зал, мы попали на самые последние ряды, сели на кресла, а на другое, которое между нами Макс поставил тарелку.
— Ешь, пока в обморок от голода не грохнулась, — приказывает.
— Не перегибай, — кривлюсь и принимаюсь за бутерброд с икрой.
— Когда учился в школе, одна моя одноклассница так заморила себя диетами, что стала терять сознание на уроках.
— О, нет! Диеты не для меня, — кручу головой. — Сколько тебе лет?
— Девятнадцать. На втором курсе учусь. Управление, — тоже уплетает канапе.
— По папиным стопам решил пойти?
— Нет. Не хочу я быть таким… Не моё это.
Неожиданно. Мажор оказался не таким уж и мажористым? Присмотрелась повнимательнее. Холеный весь. Русые волосы аккуратно подстрижены и стильно уложены. Голубые глаза отдают холодным блеском, прямой нос, тонкие губы. Весь такой миленький, ладненький. Но что-то в нём не нравится на уровне интуиции, только не знаю что…
— Спасибо! Я сыта, — стряхиваю крошки с юбки.
Блин, как же в ней непривычно.
— Отлично. Чем занимаешься по жизни? — улыбается.
— Учусь.
— И где, если не секрет?
— В одиннадцатом классе.
— Оу, так ты ещё ребёнок, а выглядишь взрослее, — с расстройством.
— Сам ты ребёнок, — недовольно. — Мне восемнадцать. Просто в школу пошла на год позже, чем все. И вообще, ты от меня не сильно-то далеко ушёл по возрастным меркам.
— Ну, извини. Не хотел обидеть, — растягивает доброжелательную улыбку, но мне она почему-то не нравится. — Слушай, может, свалим с этой тухлой вечеринки, покатаемся по городу? — предлагает. — У меня тачка здесь.
Нутром чувствую, что это ничем хорошим не закончится, но, как всегда, иду наперекор своим предчувствиям и соглашаюсь.
Захватив вещи, мы выскальзываем с приёма.
— Не хило, — смотрю на красный спорткар, к которому мы подошли.
— Нравится? Зверюга, а не тачка.
С этим не поспоришь, коней четыреста под капотом, но это консервная банка, в ней места нет, там так тесно, что пукнуть страшно — задохнёшься сразу.
Мерзикин срывается с места, желая показать всю крутость и себя, и тачки, быстро набирает скорость.
— Газ сбрось, здесь больше пятидесяти нельзя, — предупреждаю его.
— Ой, да ладно! Боишься? — нагло лыбится.
— Нет. Просто предпочитаю правила соблюдать.
— Водишь?
— Да, у меня есть машина.
— И ни разу не было желания погонять и нарушить правила?
— Я их и так постоянно нарушаю.
Пока мы разговаривали, я не заметила, как мы выехали на шоссе, ведущее за город.
— Куда мы? — заволновалась.
— Кататься… Здесь светофоров нет и тачек меньше. И красиво смотри как, — кивает вперёд.
Там действительно красиво.
Мокрый асфальт светится серебром в лунном свете, а по земле ползут клубы тумана. Только эта картина вызывает скорее страх, чем умиление. В ужастиках весь трэш именно с такого пейзажа и начинается.
Неожиданно Мерзликин съезжает с трассы на боковую дорогу, ведущую вглубь леса, и тормозит, проехав метров сто.
— Что ты делаешь? — начинаю паниковать.
— Хочу пообщаться, — протягивает руку и проводит рукой по бедру, задирая подол юбки.
— Краба убери! — скидываю его руку.
— Ого, а ты дерзкая, мне такие нравятся, — очередная попытка полапать.
А потом он просто накидывается на меня, сжимая в тиски. Вот сейчас его тесная, до невозможности, машина играет плохую роль, я не могу в ней развернуться для удара.
— Отпусти, урод! — сопротивляюсь.
Слышу, как трещат мои колготки, раздираемые его пальцами. Он пытается поцеловать, но я с трудом проталкиваю руку между нами и отталкиваю его лицо от себя.
— Не строй из себя целку, — хриплым рыком и продолжает меня заваливать на кресло.
— Уёбок, руки убери! — вывернувшись всё же, попадаю ему локтём в кадык. Он начинает задыхаться и хватать жадно воздух.
Дёргаю ручку в попытке выйти из машины, но дверь заблокирована. Прижимаю локтём горло хрипящего ублюдка к спинке, снимаю блокировку и убегаю в лес.
Он не ищет меня… Минут через двадцать только выходит и кричит надрывным голосом:
— Ебанутая, заблудишься! — ждёт ответа.
Тишина.
— Ну и пошла ты в жопу! — садится и уезжает.
А меня от полученного адреналина и холода начинает колбасить. Впервые за десять лет я рыдаю. Слёзы текут из глаз бесконечным потоком и, перемешавшись с тушью для ресниц, режут глаза.