— Я пойду выбивать встречу с ним на завтра. Сам я его делом заниматься не могу, помощник мой самый шустрый работает. Так что только, как родственник.
— Передадите ему привет?
— Обязательно, — похлопал меня по плечу. — Ты куда?
— Подруга весь день телефон обрывает, думаю с ней встретиться.
— Правильно — отвлекись.
— Вряд ли у меня получится, — вздыхаю, мысли только о Дэе.
Я знаю, как за решёткой несладко. Меня там обычно несколько часов держали, но и они тянулись бесконечно, а тут три дня…
— Надо. Иначе с ума сойдёшь.
— Спасибо вам! — улыбаюсь ему.
Он качает головой и уходит куда-то по коридору, а я направляюсь на выход из отделения, на ходу набирая Линку.
— Макс! Ну наконец-то! С утра тебе долблю, а ты молчишь, — взволнованно.
— Извини, не до разговоров было.
— Это правда, да? То, что Калинин в тюрьме?
— Нет, пока в обезьяннике сидит. Ты откуда знаешь?
— Вся школа на ушах. Менты приходили, его искали. Говорят, он человека до полусмерти избил.
— Преувеличивают. Слушай, ты уже свободна? — подхожу к своей машине.
— Да, а что?
— Подъезжайте с пацанами в кафе на Московской, там всё и расскажу.
— Лады. Скоро будем, — бросает трубку.
— Вот это дела, — протягивает Лавров, услышав мой рассказ. — Мы можем чем-нибудь помочь?
— Чем вы поможете? Проберетесь к нему в больницу и дадите звездюлей? Нет. Не хватало вас потом ещё вытаскивать, — откидываюсь на стуле.
— Было бы круто.
Официантка приносит ещё по чашке кофе мне с пацанами и латте для Лины.
— Наши отцы землю роют, чтобы его оттуда освободить. Мой даже компромат какой-то на губера нашёл. Не удивляюсь, там если копнуть, то столько дерьма можно найти.
— Да все они во взятках и воровстве погрязли, — задумчиво произносит Егор. — Извини, Макс. Про твоего батю я так не думаю, — смотрит виновато.
А я думаю. У отца нет бизнеса, а деньги откуда? Зарплата? Не смешите меня.
— Ничего…
— Никогда бы не подумала на Калинина, что он может быть таким вспыльчивым, — произносит Линка.
— А я бы подумал, — трёт скулу с синяком Фролов.
Мы все слегка посмеиваемся над ним.
— Он всегда такой сдержанный был, строгий. А тут…
— Это маска… — смотрю на дно пустой чашки, пытаясь разгадать тайну кофейной гущи. — Он не такой. Скорее на нас с вами похож, как подросток. И это не отставание в развитии — просто характер. Дерзкий, наглый и порой абсолютно обезбашенный. И заводится с пол оборота.
— Макс, ты несёшь романтическую херню, — прерывает меня Кирилл. — Раньше я за тобой этого не замечал. Влюбилась?
— А если так, то что? — поднимаю на него глаза.
— Ничего. Это нормально в нашем возрасте, — кидает взгляд на Егора. Тот сидит темнее тучи. — Ты согласна со мной, малышка? — слегка щипает Линку за талию, приобнимая.
— Придурок, — шлёпает его по плечу. — Конечно, нормально.
Фролов неожиданно встаёт, громко с шумом отодвигая стул и молча уходит.
— Блин… Не надо было при нём, — жалеет его Макарова.
— Жизнь боль, а любовь не всегда взаимная, — произносит с горечью Лавров.
— Да ты поэт, Лаврик, — удивляюсь.
— Вот, слышала? — обращается к Линке. — А ты говоришь со мной никакой романтики.
— Посидите немного, я пойду с этим надутым индюком поговорю. Пора нам, наверное, объясниться, — иду вслед за Фроловым.
Он стоит на пороге, заложив руки в карманы брюк, и смотрит куда-то вдаль.
— Егор, — вывожу его из задумчивости.
Он нехотя поворачивается ко мне на мгновение, потом снова возвращает взгляд на прежнее место.
— Ну, извини, что так получилось. Сердцу ведь не прикажешь. Если бы ты раньше о своих чувствах признался, то всё могло быть иначе…
— А я их до появления Калинина и не замечал, — произнёс вкрадчиво с легким вздохом. — Увидел в лагере, как он на тебя смотрит, и вдруг стал ревновать ни с того ни с сего. Я ненавижу его, Макс, — поворачивается ко мне.
— Тогда и меня должен…
— Тебя? Нет! Тебя я люблю…
— А я его. Прости…
— Тебе хорошо с ним? — неожиданный вопрос.
— Не всегда. Иногда он меня пугает двоякостью своего поведения. И злит из-за чрезмерной откровенности, — хочу быть честной с другом. — Но с ним рядом я другая…
— Тогда желаю счастья, — смотрит вымученно, с болью в глазах.
Быстро сбегает с порога и удаляется от меня, забирая с собой частичку моей души, которую я ему отдала за годы нашей дружбы. У меня в глазах снова появляются слёзы, которые я пытаюсь сморгнуть, пока не потекли. Опять я превращаюсь в рохлю.