Красивый весь, сука! Вместо привычных костюмов сейчас на нём синие брюки и голубая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, а верхние три пуговицы расстёгнуты и обнажают кусочек груди. Черт! Что ж ведёт-то так, а внизу живота теплеет и зудит?
Он холодный, как снеговик. От него так и несет морозом. Такого равнодушия в его глазах я никогда не видела. В них бывало всё, кроме отсутствия интереса.
Ни разу даже не взглянул на меня, я словно отсутствую. Пустое место…
" Ты же этого и добивалась… "
Но не так же! Он даже не страдает.
У меня будто ангел и дьявол сидят на плечах, и один победно радуется, а второй в панике не понимает — как так можно.
Егор берёт мою руку и прижимает к своей щеке. Делает это непроизвольно, мне так показалось, даже не смотря на меня, внимание на Калинина. А меня от его жеста немного покоробило. Я медленно отнимаю руку и прячу под парту. Фролов с обидой в глазах поворачивается ко мне.
— Мы на уроке, — шепотом оправдываю свой поступок.
Он улыбается, находит руку под партой и сжимает мои пальцы. Такой нежный и тёплый, а у меня полное отсутствие радости, которую я последнее время испытывала рядом с ним. Её вытравили из моей души… Всего одна ночь и я совершенно другой человек.
Я смотрю на пальцы Калинина, которые скользят маркером по доске, рисуя какую-то схему. Дальше на запястья, сильные предплечья с выступающими синими венами. Выше и выше, до расстёгнутого ворота рубашки. В голове всплывает воспоминание, как я запускала туда руки и гладила его гладкую кожу. Голова начинает кружиться.
В расфокусе ловлю его взгляд. Ледяной, с надменной ухмылочкой. Отворачивается и продолжает что-то рассказывать.
Почему чувства такие острые, как лезвие бритвы? У меня даже ком в горле встаёт, который дышать мешает. Подкатывает тошнота. Зажимаю рот и, не спросив разрешения выйти, бегу в сторону туалета.
Меня выворачивает наизнанку. Голова кружится ещё больше и ужасная слабость. Накатывают слёзы. Я сползаю по стенке на пол в бессилии.
— Макс, что случилось? — хватает меня за руку, выросшая, будто из-под земли, Макарова.
Но я только реву и мотаю из стороны в сторону головой.
— Это из-за Калинина, да?
Я всё так же молча киваю головой.
— Что он сделал? Обидел? — не на шутку разволновалась Линка.
— Мы переспали… — выдавливаю из себя сквозь слёзы.
Линка плюхается рядом на пол и прижимается ко мне головой. Она в шоке.
— Во дела…
— Он даже не смотрит… Как можно быть таким бесчувственным?..
— А что он после… этого… сказал?
— Что любит…
— Может ты что-то не так ответила или сделала?
— Да… Что ничего в нашей жизни не изменится…
— Макс! — Поворачивается ко мне и хватит за плечи. — И ты теперь жалуешься? Сама его отшила, ещё и после секса.
— Но должно же хоть что-то у него внутри шевелиться. А у него в глазах ничего нет…
— Ох, Макс… Я думаю там такое, что Калинин просто охреневает сам. Вот и не видно этого в глазах.
— Думаешь? — шмыгаю носом и вытираю слёзы.
— Уверена на двести процентов, — поднимается и подаёт мне руку. — Вставай. Пойдём по кофе выпьем, думаю, Горыныч не обидится, если мы к нему на урок не вернёмся.
— У меня деньги в классе остались.
— У меня есть.
— Как ты вышла, кстати? — успокаиваюсь и начинаю приходить в себя.
— Он мне кивнул, чтобы я за тобой шла. А говоришь, ему плевать…
С каждым днём всё холоднее. Зима вот-вот наступит, чуть больше недели осталось. Тоскливое время. Я даже новогодние праздники не люблю, они на меня грусть наводят. В одном кино героиня назвала своё состояние осенью синдромом опадающих листьев. Так вот у меня сейчас синдром лежащего снега. Или метели. Вот так же внутри что-то громко стучит, как за окном, и воет моя душа, будто ветер.
Где мои пять стадий принятия? Если думать здраво, то я где-то на четвертой. Но предыдущих трёх я что-то не помню.
— Пошли гулять! — раздаётся жизнерадостный голос подруги в трубке.
— Ты погоду видела? Там ветер. И темно уже…
— И что? Неделю сидишь дома уже. Вдвоём погуляем, — понимает, почему я отказываюсь.
Мне сейчас трудно с парнями общаться. Егора держу на расстоянии вытянутой руки, не подпускаю, но и не даю свободу. Как собаку на коротком поводке.
Гулять вечером? В темноте? Видимо сеансы с мамой неплохо помогают Макаровой.
— Хорошо. Я скоро выйду, — потираю свежую ссадину на подбородке.
Сегодня были районные соревнования, я пропустила удар, получила по морде и проиграла. Филипчук рычал как лев. Соперница была гораздо неопытнее и слабее меня, а я безрассудно профукала победу, задумавшись на мгновение о Калинине.