На этаже с реанимацией он подталкивает меня в спину в какую-то комнату, где санитарка выдаёт мне комбинезон, который защищает с ног до головы.
— Надевай, — произносит жёстко. — Не хватало, чтобы ты нам принесла чего-нибудь.
— Можно подумать, ваши медсестры проходят полную санобработку, когда бегают туда-сюда в ларёк за пирожками, — грублю в ответ, натягивая костюм.
Он посмотрел на меня прибивающим к земле взглядом. Это улыбнуло. В точку ведь попала.
— А ты язва. Правильно Ирка говорит — хлебнёт он с тобой проблем, — откровенно посмеивается. Америку, можно подумать, открыл. — Идём, — снова слегка толкает в спину.
Мы подходим к медсестринскому посту, он расписывается в каком-то журнале.
— Тебе туда, — показывает пальцем на дверь. — У тебя пять минут, Макс.
Вот блин! Я столько добивалась этого, а именно в этот момент ноги, словно свинцом налились, и с трудом поднимаются.
Чего ты боишься? В глаза Калинину взглянуть, после того, как выгнала его? Так он в отключке. Возможно, он меня даже не услышит.
Всё же делаю робкие шаги к палате реанимации, один раз поворачиваясь и смотря на Бориса Васильевича. Краем уха улавливаю его разговор с медсестрами.
— Извините, Борис Васильевич, вы назвали эту девочку Макс? — полушёпотом спросила одна из девушек.
— Ну, — смотрит он что-то в карте.
— Это прозвище?
— Имя такое. Максим её зовут. А что? — поднимает голову и с прищуром смотрит на неё.
— Ну вот, а ты говорила — потеряли пацана. — Хихикают медсестры.
— Куры, вам заняться нечем? Вот он проснётся, мы все вместе с ним посмеёмся над его ориентацией. У него девок было… — оборачивается ко мне и смущается, что я слышала их разговор. — Что стоишь? Часики тикают.
Быстро вхожу в палату и застываю у двери. Гордей неподвижно лежит на койке с закрытыми глазами. Рядом пикает какой-то аппарат, который контролирует его жизненные показатели. Через катетер под ключицей медленно поступает лекарство из капельницы.
Он бледный, как простыня, на которой лежит. Над левой бровью пластырь закрывает швы от рассечения. И левая рука в гипсе. Доктор сказал, что у Дэя ещё перелом четырёх рёбер. В остальном он целый. Почти легко отделался, если не считать того, что лишился селезёнки. А мог бы и калекой навсегда остаться и гонять потом не на машине, а на инвалидном кресле всю жизнь. За руль он теперь точно не скоро сядет, лишение прав — сто процентов, года на два-три.
Онемевшими от волнения ногами делаю всё же нерешительные шаги к постели Гордея. Сердце бьётся, как сумасшедшее в груди, даже дышать тяжело.
Вглядываюсь в его расслабленное лицо, словно слепленное из воска. Если бы не цифры на экране монитора рядом, я бы подумала, что он не дышит. Осторожно провожу пальцем по щетинистой щеке.
Он из сказки — спящий красавчик. Почему я раньше не замечала насколько он красивый? Правду говорят — мы ценим, когда теряем… А я всё рушу своими руками. Если бы не выгнала тогда, если бы поговорили, и постаралась понять, то его бы здесь не было. Это моя вина…
— Прости меня, пожалуйста… — беру его тёплую руку и целую. — Я дура… полная кретинка…
На мониторе немного подскакивает пульс.
Боже! Он реагирует!
— Это моя вина, я знаю. Обещаю, больше не делать таких ошибок. Только вернись к нам, прошу тебя, — выступают на глазах слёзы. — Я тебя очень люблю и скучаю, — произношу впервые эти слова.
Опять подскакивает пульс.
— Я так боялась тебе в этом признаться, но безумно тебя люблю. Ты самый лучший на свете… — прижимаюсь губами к его пальцам.
— Макс, — приоткрывает дверь Борис Васильевич. — Пора. Время закончилось.
— Можно ещё минутку? — умоляюще.
Он кивает головой и закрывает дверь.
— Мне пора… Твой дядя и так из-за меня правила нарушил. А ты поправляйся. Я тебя очень жду, — часто целую руку Гордея. — Люблю тебя…
Опять подскочил пульс на экране.
Я выхожу из палаты, главврач ждёт меня, подпирая стену.
— Борис Васильевич, он реагирует. У него пульс учащался, когда я с ним разговаривала, — радостно рассказываю ему.
— Хорошо… Значит слышит. Будем надеяться, что скоро очнётся. Пойдём. Я тебя провожу… Костюмчик только сними, — улыбается доброжелательно.
Ковыряюсь в рагу, которое на ужин приготовила мама. Аппетита последние дни почти нет. Даже порой тошнота накатывает.