— А теперь ещё один, чтобы наверняка, — достаёт другой из кармана.
— Мам, я не хочу больше пи́сать!
— А ты постарайся.
Он тоже отрицательный.
— Завтра идёшь к гастроэнтерологу, — заявляет решительно мать.
— Нет, мам! Я не буду кишку глотать, — плаксиво.
— А я хочу убедиться, что у тебя всё нормально и тошнота твоя — это нервное.
Да твою ж мать!
Плетусь в свою комнату.
— Так кто из двоих? — останавливает меня мама.
— Мам, у меня он один всего. Второй — это глупая попытка забыться…
— Хорошо, что ты это понимаешь. Вам с Гордеем сложно из-за одинаковых характеров. Оба эмоциональные и импульсивные. Научитесь говорить и слушать друг друга. Иначе вы изведёте себя…
Глава 54
Помогаю Калинину внести домой все пакеты с вещами, которые стащили его родственники в больницу.
— Слава, там ещё в багажнике остались, принеси, — кидаю ему ключи от машины.
Он ловит, согласно кивает головой и уходит.
— Я дома… — с удовольствием произносит Дэй, вдыхая воздух и немного покашливая.
Последние дни перед выпиской он всех с ума свёл, в ожидании дня икс. Мужчины действительно превращаются в маленьких канючащих мальчиков, когда болеют.
— Ёлка? Гирлянды? — смотрит на меня с удивлением, заглянув в гостиную.
— Праздник скоро, — пожимаю плечами.
— Не знал, что у Сланяна где-то ёлка припрятана.
— Её и не было. Мы купили…
— С каких пор вы дружите? Ещё и по магазинам вместе ходите? — сердится.
Как же я ненавижу его наиглупейшую ревность.
— Никуда мы не ходили. Заказали всё через интернет. Он мне несколько ссылок скинул для выбора, — недовольно фыркаю, скидывая пуховик.
Если честно, то это полуправда. Никаких ссылок он мне не скидывал, мы часа два сидели и выбирали все эти украшения на сайте, бок о бок. И покупка новогодней мишуры с его стороны была только причиной узнать побольше о Линке.
Зацепила она его. И крепко… Но делает вид, что безразлична. И интересуется ей якобы между делом, как ответственный инспектор. Только вот меня не обманешь, со стороны виднее.
— Если я в больницу попаду, требую, чтобы мне ещё и кровать двуспальную привезли, — вваливается с сумками Славка. — Чтобы равноправие было. Нахрена столько вещей туда тащить? Пару трусов, пижаму, тапочки, зубную щетку и пасту за глаза хватит. Остальное там выдадут.
— Молчи, — даёт ему подзатыльник входящая за ним Ирина Васильевна. — Накаркаешь ещё!
Она ехала за нами.
— Вот эти в холодильник отнеси, — отдаёт ему пакеты. — Там еда на два дня для Гордея.
— А для меня? — обиженно надувается Калинин старший. — Я должен пиццей и суши травится? Несправедливо!
— Я бы отравился… — задумчиво произносит Гордей, представляя, наверное, большой кусок маргариты.
— Я тебе отравлюсь! — рыкает на него мать. — Узнаю — посажу на хлеб и воду.
— Мне нельзя мучное, мам, — лыбится Гордей.
— Давай, я выложу, — забираю пакеты с едой у Славки, не в силах терпеть их препирания.
А они в прихожей минут десять ещё устраивают разборки, после чего хлопает дверь и становится тихо.
Калинин нежно обнимает меня сзади и притягивает к себе, вдыхая запах моих волос. Его рука скользит под мою кофту, потом по коже до груди и сжимает её.
— Дэй, что ты делаешь? Вдруг Слава вернётся, — хватаюсь за его ладонь.
— Не вернётся… У него дежурство до утра, — шепчет, целуя в шею.
О, боги! Как же это круто! По телу начинает разливаться горячая лава, заставляющая вскипать кровь.
— Тебе нельзя… — шепчу, а самой трудно дышать от его ласк.
Он поворачивает меня к себе, требовательно и настойчиво целует в губы.
— Есть позы, в которых я почти не буду напрягаться. Например, ты сверху.
— Ты серьёзно? — отстраняюсь и смотрю на него во все глаза.
— Вполне. Макс, только не говори, что ты всё ещё боишься.
— Я не боюсь… Я не умею…
— Я подскажу, — снова утыкается в шею и нежно целует.
Тело начинает расслабляться от нахлынувшего желания. Это не поцелуи в больнице, где я знала, что точно ничего между нами не будет. Они в тот момент так не возбуждали. Сейчас ожидание близости накрывает и туманит сознание. Даже голова начинает кружиться.
Гордей берёт меня за руку и ведёт в свою спальню. Плюхается на кровать и с горящими от желания глазами осматривает меня.
— Прости малыш, но тебе придётся раздеться самой, — нагло улыбается. — И меня…
Боже, сколько похоти в этих двух словах. От них кожа покрывается мурашками, а руки становятся влажными.