— Разрыв картечи в сражении под Эмсдорфом, — пояснил Оутс, его глаза лихорадочно блестели, на щеках выступил нездоровый румянец.
Рено понимающе кивнул. Он подошел к столу, уставленному бутылочками и баночками всевозможных размеров, в которых хранились лекарства. Но вернуть ноги — на такое чудо не были способны никакие лекарства.
— Она вам не говорила, что я служил в колониях — Двадцать восьмой пехотный полк?
— Конечно, говорила, — ответил Джереми, откидываясь на спину: он очень быстро уставал. — Я служил в Пятнадцатом драгунском полку, в лихой кавалерии — романтично, не правда ли? Но только до тех пор, пока под тобой не убьют лошадь.
— В войне нет ничего романтичного, хотя многие по-прежнему верят в эту чушь, — с горечью произнес Рено.
Он тоже дорого заплатил за мальчишеские иллюзии. Они все умерли при столкновении с суровой реальностью — дурная пища, офицерская грубость и глупость, а также вечная усталость. После первой же стычки с неприятелем у него не осталось никаких иллюзий насчет военной службы.
— Полк был сформирован недавно из одних новобранцев, лондонских обывателей, никогда не нюхавших пороха, которых силой затащили в армию. Нас использовали как пушечное мясо.
— Вас разбили в первом же сражении?
— О нет! В первой схватке с врагом мы победили, хотя заплатили за это дорого. Мы потеряли убитыми более ста человек. Ног я лишился в другом сражении.
— Мне очень жаль.
Оутс пожал плечами:
— Вам, как и мне, хорошо известно, с какими несчастьями связана война.
— Я пришел к вам не для того, чтобы вспоминать войну, а совсем по другой причине. — Рено присел на стул возле кровати. — Я хочу знать, кем вы ей приходитесь.
Оутс с наигранным удивлением ответил:
— Между прочим, позвольте представиться — Джереми Оутс.
Рено ничего не оставалось, как протянуть руку и назвать свое имя:
— Рено Сент-Обен.
Пожав протянутую руку, Джереми пристально посмотрел в глаза Рено, как бы ища в них ответ на какой-то вопрос, а затем искренне признался:
— Рад с вами познакомиться.
— Я тоже. Но вы не ответили на мой вопрос. Оутс, пряча улыбку, ответил:
— Мы друзья детства. Играли в прятки в доме моих родителей. Я помогал ей учить географию и даже сопровождал ее во время первого бала.
Рено что-то кольнуло в сердце, причем весьма болезненно. Ревность, вечная спутница любви, зашевелилась в его душе. Впервые она дала о себе знать сегодня утром, когда, проснувшись и спустившись в столовую, он узнал, что Беатриса поехала навестить своего таинственного друга-любовника. Подхлестываемый ревностью и злобой, он примчался сюда с единственной целью — устранить соперника.
«Она принадлежит тебе», — подсказывал ему первобытный инстинкт, и он послушной, даже более того, охотно повиновался его мощному зову.
— Вы любите ее?
— Да, всем сердцем, но не в том смысле, который вы вкладываете в эти слова.
— Что вы хотите сказать?
Белозубая улыбка заиграла на лице Оутса. Улыбка очень шла ему. Если бы не страдания, наложившие свой отпечаток, он был бы по-настоящему красив.
— Беатриса мне как родная сестра, если не ближе.
Рено прищурился — сейчас его будут уверять в братских чувствах, но ведь в этом еще надо удостовериться. Может быть, вопреки утверждениям Беатрисы и Оутса их отношения не так уж невинны?
— Итак, даже если бы вас не покалечило на войне, вы бы никогда не женились на ней?
Слова прозвучали откровенно грубо, даже оскорбительно, но Джереми лишь усмехнулся:
— Нет, хотя она сама неоднократно предлагала мне жениться на ней.
Неожиданный и неприятный сюрприз:
— Что?! — воскликнул пораженный Рено.
Белозубая улыбка Оутса стала еще шире. Он понял, что ему удалось вывести из себя мнимого соперника.
— К чему вы клоните? — проворчал Рено.
— Все просто — извечное противостояние жизни и смерти, любви и ненависти, — шутливо заметил Оутс.
— Вы несете вздор.
— Нет. — Лицо Джереми вдруг стало очень серьезным. — Вовсе не вздор. Берегите ее.
— Что? — нахмурился Рено.
Не понимая Оутса, он решил, что сознание Джереми помутилось от болеутоляющих лекарств и он просто бредит.
— Обещайте мне, что будете беречь ее. Она удивительная. Такой девушки, как она, вы больше не встретите. Под напускной практичностью прячется ранимая, нежная, любящая душа. Очень легко разбить ей сердце. Не спрашиваю, любите ли вы ее, — не зря говорят: «Чужая душа — потемки», — но прошу об одном: берегите ее, пусть она будет счастлива. Обещаете?
Внезапно Рено осенило. Ослепленный единственным желанием вернуть себе титул, он ничего не замечал вокруг себя. Но, увидев любовь в глазах другого человека, он понял, насколько важна для него Беатриса. Он горячо воскликнул: