— Да что вы? — притворно удивился Хартли. — Скажите вашему кучеру, чтобы он поторапливался. Ведь он уехал в противоположную сторону.
Взбешенный Хасселторп принялся стучать тростью в крышу кареты. Через десять минут, после странного разговора с кучером, который, похоже, был не в себе и не сразу уяснил, куда надо ехать, Хасселторп немного успокоился.
Хартли печально покачал головой:
— Сейчас трудно найти хороших слуг. Вам не кажется, что ваш кучер пьян?
— Или сошел с ума, — буркнул Хасселторп.
Они ехали неторопливой рысцой, и он со скрытым ужасом начинал понимать, что сегодня он вряд ли успеет на заседание палаты лордов. Сжав вспотевшими руками записную книжку, Хасселторп безумными глазами смотрел в окно кареты. Сегодняшнее голосование было крайне важным для него, оно должно было продемонстрировать его власть, умение возглавить свою партию и добиться нужного результата. Он терпел нелепое и обидное поражение на политическом поприще.
— Ах да, я забыл у вас спросить, — пошевелился Хартли, прерывая молчание. — Кого вы имели в виду, когда сообщили сэру Алистеру Манро, что у офицера, предавшего нас, мать была родом из Франции?
Хасселторп побледнел от охватившего его страха.
— О чем вы говорите?
— Как о чем? О предательстве у Спиннер-Фоллз. Я перебрал в памяти всех, кто сражался там. Как известно, только у одного Рено Сент-Обена была мать-француженка. Но потом я совершенно случайно вспомнил вашего старшего брата, лейтенанта Томаса Мэддока. Смелый доблестный офицер. Наверное, он вам как-то написал, что сблизился с одним офицером, у которого мать тоже была родом из Франции.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сухо заметил Хасселторп. — Ничего подобного Манро я не говорил.
Не говоря ни слова, Хартли невозмутимо уставился на него. Холодный пот прошиб Хасселторпа.
— Значит, ничего не говорили? Странно. А Манро, напротив, очень хорошо помнит ваш разговор.
— Возможно, он просто сболтнул спьяну, — огрызнулся Хасселторп.
Хартли добродушно улыбнулся и вкрадчиво заметил:
— Вполне вероятно. Но знаете, вспоминая вашего брата Томаса, я совсем упустил из виду одно обстоятельство.
Хасселторп облизнул горячие сухие губы. Оказывается, его заманили в ловушку, его карета стала западней.
— Томас был вашим старшим братом, не так ли? — как можно задушевнее осведомился Хартли.
Глава 17
Год пребывания на земле приближался к концу, и Лонгсуорд совсем отчаялся. Уныние овладело им. Принцесса Серенити видела, в каком он состоянии, и сильно беспокоилась за него. Несмотря на свой мрачный и угрюмый вид, Лонгсуорд, как никогда, чувствовал себя крепким и здоровым. Принцесса справедливо рассудила, что причина его грусти скрывается в глубине его души. Пытаясь выяснить, что мучает ее мужа, она так донимала его расспросами, что, в конце концов, он не выдержал и рассказал ей все. Как он попал в сети, расставленные королем гоблинов. Как король отпустил его из подземного царства на один год наверх с одним условием: если он не найдет никого, кто согласится по доброй воле вместо него служить королю гоблинов, то он, Лонгсуорд, должен будет вернуться назад и навсегда остаться слугой у короля гоблинов.
История Лонгсуорда— Тебе не кажется, что у Вестминстера очень мужской вид? — пошутила Лотти, когда они с Беатрисой вошли в холл дворца.
— Мужской? Ну, не знаю, какой смысл ты вкладываешь в это понятие, — ответила Беатриса, оглядывая высокий, потемневший от времени свод зала. — Хотя тут не мешало бы сделать небольшой ремонт.
— Так ты не понимаешь, какой смысл я вкладываю в слово «мужской»? — улыбнулась Лотти. — Высокомерный, самоуверенный, скучный, снисходительно взирающий на нас, женщин.
Беатриса с улыбкой взглянула на подругу, разрумянившуюся от холодной погоды на дворе. Глаза Лотти задорно блестели, будто она искала предлог выплеснуть напряжение и злость, накопившиеся в ее душе.
— Но ведь это архитектура, Лотти.
— Вот именно, — ответила Лотти. — У всех государственных зданий такой напыщенный и самодовольный вид. Впрочем, некоторым из них свойственна определенная духовная наполненность. Я тебе не рассказывала, как прошлой весной посетила собор Святого Павла? Там я испытала необыкновенный душевный подъем. Какое-то чудо, нечто сверхъестественное. У меня по спине мурашки бегали.
— Если мурашки бегали, не было ли там сквозняка? — заметила практичная Беатриса и спросила: — А теперь куда?
— Направо, — указала Лотти. — Если пойти налево, то попадешь в галерею для посетителей в палате общин, поэтому, идя направо, мы наверняка окажемся на балконе в палате лордов.