Кэм заканчивал рисунок.
— Не вижу причин. Помню, что просматривал цифровые данные, которые присылал мне Биксфидл. Разве мы не получили в прошлом году доход в одиннадцать тысяч фунтов? И куда все ушло?
— Это было два года назад, — ответила Джина. — Прошлый год оказался еще лучше, доход составил около четырнадцати тысяча фунтов только за ренту и собственность. — В голосе Джины слышалась гордость.
Герцог улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки, и у нее вдруг перехватило дух.
— Хорошая работа, Джина. — Он взглянул на рисунок. — Давай вложим часть этих фунтов в наш мост.
— Невозможно. Часть денег пошла на мое содержание и содержание нашего дома в Лондоне. Оставшиеся предназначены на строительство водостока в деревне.
— Четырнадцать тысяч фунтов на водостоки? Ни в коем случае!
— Боюсь, твой отец совершенно не уделял внимания деревне. После его смерти оказалось, что все коттеджи в ужасающем состоянии.
— Дорогой отец, — усмехнулся Кэм. Он взял перо и начал возиться со своим рисунком.
— За те годы, пока я управляла поместьем и вела хозяйство, мне удалось перестроить большинство коттеджей или хотя бы привести их в состояние, пригодное для жизни. Но теперь мне необходим каждый пенни, чтобы построить нечто вроде канализационной трубы. — Она толкнула мужа в бок. — Тебе известно, что жители деревни просто сливали помои в реку? А она течет мимо замка Гертон, совсем рядом с нашим колодцем! В прошлом году мы обнаружили, что погибла вся форель.
— Из-за мерзких привычек сельских жителей? — рассеянно спросил Кэм. Мост на его рисунке обретал богатые украшения.
— В действительности оказалось, что виноваты рудники выше по течению, которые загрязняли реку и губили рыбу. Мистер Раунтон вынужден был вручить им повестки, и только после этого горнорабочие прекратили сбрасывать отходы в воду.
Затем, когда вода стала чище, я опять попыталась развести форель, к несчастью, она вымерла. Но Биксфидл докладывает, что в озере Чарлкоут рыба еще жива, поэтому…
Кэм быстро и крепко поцеловал Джину.
— Тебе кто-нибудь говорил, насколько ты прекрасна, когда рассуждаешь о форели?
— Никто.
— Я говорю. Ну и что ты думаешь? — Кэм перевернул лист, чтобы удобнее было смотреть.
— О! — неуверенно произнесла Джина. — Очень красиво.
— Видишь, тут статуя Нептуна. А это две речные нимфы. Еще две нимфы вот здесь.
— Одетые?
— Конечно. Ты же знаешь этих речных нимф, их никогда не видели без корсета и перчаток. — Он улыбнулся.
Джина закусила губу.
— Ты хочешь заменить старый деревянный мост каменным, и его будут охранять нагие речные нимфы? Полагаю, Нептун тоже без одежды?
Кэм взглянул на рисунок, затем слегка прикоснулся к нему пером.
— Вот. Теперь у него вокруг талии вполне художественная водоросль.
— Невозможно! — закричала Джина. Ее безнравственный муж просто смеялся над нею. — Ты не понимаешь, Гертон красивое поместье, построенное…
— Ко времени одного из путешествий королевы Елизаветы в 1570-х годах. Я знаю это, Джина. Несколько обнаженных статуй только оживят парк, как я помню, он до смерти скучен. Неужели этот ужасный английский парк еще на месте?
— Да! — процедила она. — И я не хочу ничего менять. Перед смертью его разбила твоя мать, и он служит ей памятником.
— Как будто ей уже не все равно, — буркнул Кэм.
— Не все равно!
— Откуда ты знаешь?
— Потому что для нее это было единственным занятием, твой отец почти не выпускал ее из дома, как тебе известно.
— Я был слишком юн, чтобы это понимать. — Взяв новый лист, герцог сосредоточенно делал наброски.
— Я уверена, что она бы не позволила снести дома.
— Ты никогда не видела мою мать, — нахмурился Кэм. — Я и сам почти не видел ее. Так зачем все эти страсти из-за ее парка?
— После твоего отъезда я не… мне было одиноко, поэтому я…
Кэм отложил перо.
— Что значит была одинока? А где находилась твоя мать?
— Она вернулась домой и оставила меня там. Герцог сказал, что я должна немедленно приступить к своим обязанностям, а ты знаешь, как он ссорился с матерью. Я умоляла его, чтобы он позволил ей чаще приезжать ко мне, но герцог отказал.
— Будь он проклят! Но ведь у тебя была гувернантка. Пегуэл или Пегуорти, да?
Джина кивнула.
— Миссис Пегуэл была очень хорошей женщиной и довольно долго проработала у твоего отца, кажется, года четыре. Но к тому времени мне исполнилось пятнадцать лет, и я уже была достаточно большая, чтобы обходиться без гувернантки.
— Я чувствую себя подлецом.
— Твой отец был трудный человек.
— Не просто трудный, настоящий ублюдок. Мне следовало бежать вместе с тобой. Но я никогда не думал, что леди Кренборн оставит тебя на милость Гертона.
— Ничего, все в порядке. А что это за глыбы? — Джина указала на рисунок.
— Они называются опорными камнями. Мы сможем поставить на них статуи здесь и здесь.
— Ты не можешь украсить Гертон обнаженными фигурами, — сказала Джина. — Я этого не позволю, Кэм.
— Но именно это я и намерен сделать. Обнаженные Венеры в зале, подставки для шляп в каждой комнате, нагие купидоны в столовой.
— Невозможно, — поморщилась она. — Сельские жители придут в ужас.
— Только не от Нептуна и его нимф. — Кэм так низко склонился, что касался ее плеча. — Ты не станешь возражать, если я поменяю…
Но Джина не слушала. Что особенного в ее муже? Почему он так действует на нее, постоянно вводя в искушение? Он быстро делал наброски, а ей хотелось всем телом прижаться к нему, запустить пальцы в его волосы, повернуть лицом к себе. Кэм выпрямился.
— Если мы изменим те арки, Джина… — Он замолчал. Во взгляде сверкнула греховная насмешка, и он снова наклонился. — Это рисунок Нептуна, да? — прошептал он. — До того как я добавил водоросль, конечно.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
Кэм без лишних слов поднял Джину и пересадил к себе на колени.
— Я говорю о тебе, — сообщил он, ведя пальцем по ее нижней губе. — О тебе и о том, как ты смотришь на меня.
— Я на тебя не смотрю! — испугалась Джина и оттолкнула его руки.
— Так же и я смотрю на тебя. Хочешь узнать, как?
Джина решительно покачала головой и для убедительности прибавила:
— Конечно, нет.
Ей действительно нужно встать с его колен. Только почему-то не хотелось.
— Когда я смотрю на тебя, мое воображение рисует, что ты выкинула те корсеты, за которые так цеплялась утром. Это бы означало, что под льняным платьем нет больше ничего, кроме восхитительных изгибов и гладкой кожи. — Естественно, он сопровождал эти слова поцелуями. — Будь я проклят, если у тебя не самая красивая в Англии грудь, Джина. — И его руки следовали за его словами.
Тут герцогу пришлось замолчать, ибо жена схватила его за волосы, пробормотав нечто подозрительно напоминавшее «Заткнись», конечно, если бы порядочные герцогини могли выражаться столь невежливо. Впрочем, он и так был лишен возможности говорить, поскольку любое прикосновение к груди Джины вызывало у нее пронзительные крики, заставлявшие сходить с ума от вожделения.
А когда Кэм убедился, что она действительно выкинула корсеты, его руки привели ее платье в такое состояние, что оно уже ничего не прикрывало.
Разумеется, если бы его всецело не поглотили старания заглушить ее крики своим ртом и побудить ее к новым крикам своими руками, Кэм бы наверняка услышал, что дверь библиотеки открылась. И следовательно, если бы он слышал, как открылась дверь библиотеки, их бы с женой не увидел целующимися один из солиситоров, работающих над их разводом.
Или, выражаясь иначе, они бы не предстали его взгляду настолько близкими к соитию, насколько это возможно без снятия одежды.
Глава 21
Шокированный солиситор
— Не обращайте внимания, — посоветовал Кэм солиситору, застывшему на пороге.