— Да, — вежливо поддержала разговор Белинда, — когда я была маленькой, отец возил меня и сестру в Юту, чтобы научить стоять на лыжах. Мы как-то провели там рождественские каникулы.
Какое-то время они вяло перебрасывались фразами, потом Белинда устала от напряжения и умолкла.
Спустя час-полтора Освальд притормозил у придорожного ресторанчика.
— Давай попьем чего-нибудь. Ехать еще довольно далеко.
Белинда, не говоря ни слова, подчинилась. Усадив ее за столик, он спросил:
— Есть хочешь? Мы доберемся до места не раньше чем через два часа. — Она покачала головой: аппетита не было ни малейшего. — Ты вообще сегодня что-нибудь ела?
— Нет, — призналась Белинда, — но я правда не голодная.
Они молча пили крепкий горячий кофе, запивая его ледяной минеральной водой. Белинда искоса посматривала на суровое лицо Фергюссона.
Наверное, он уже жалеет, что решил во что бы то ни стало наказать ее за своеволие. Если бы не это, мог бы проводить время с одной из многочисленных женщин, готовых выполнить любое его пожелание, думала она.
Например, с Самантой.
Эта мысль причинила ей неожиданно-острую боль.
К тому времени, когда они продолжили путь, началась буря. Освальд ехал, напряженно вглядываясь в дорогу перед собой, чтобы не съехать в кювет при практически нулевой видимости.
Спустя какое-то время, показавшееся Белинде вечностью, он сказал:
— Теперь уже недалеко осталось, несколько миль.
И правда, джип последние минут сорок планомерно карабкался вверх.
— Я рада, — искренне ответила Белинда. — Мне показалось, что ты ведешь машину вслепую.
— Так и есть. К счастью, я знаю дорогу как свои пять пальцев, иначе не вел бы себя так безрассудно. Черт, не думал, что буря доберется и сюда!
Прошло еще четверть часа, и Освальд остановил джип. Заметно потемнело, но они ориентировались на электрический свет, пробивающийся сквозь тучи пыли.
— Посиди пока. Я пойду сначала открою дверь, потом приду за тобой, — сказал Фергюссон и выскочил из машины. Он вернулся, накрытый клеенкой, помог ей выбраться и обхватил за талию. — Бежим скорее.
Оказавшись внутри домика, он отпустил Белинду, стряхнул на пороге пыль и песок, потом внимательно посмотрел на нее.
— Ну как, ты в порядке? Располагайся, а я сейчас загоню джип в гараж и принесу твой чемодан.
Она внезапно заметила, какое у него напряженное и утомленное лицо, и импульсивно спросила:
— А это обязательно?
— Нет, но лучше убрать, чтобы потом не выкапывать из-под песка. Песок мелкий, а это для мотора — смерть.
Когда дверь за ним закрылась, Белинда начала с интересом изучать обстановку. Комната была просторной, но без затей. Простая мебель, деревянные полы, в углу — высокие часы с кукушкой, как были у ее бабушки.
В воздухе пахло чем-то необыкновенно вкусным, и Белинда двинулась на запах. Открыла дверь и оказалась в кухне. Большая дровяная плита еще горела, на ней стояли горшки, от которых и шли эти пленительные ароматы.
Где же миссис Уоррен, о которой упоминал Освальд и которая, очевидно, приготовила обед?
Мысль появилась и исчезла, ибо в этот момент открылась входная дверь — Фергюссон уже загнал машину и вернулся, неся в руках ее чемодан. Он оставил его на полу в гостиной и тоже прошел в кухню. Ничто в нем не напоминало того улыбающегося мужчину, к которому она успела привыкнуть. Белинда внутренне содрогнулась и сказала, лишь бы нарушить пугающую тишину:
— Обед готов, плита горит, а миссис Уоррен нигде не видно.
— А ее тут и нет.
Господи, значит, они тут совсем одни? — испуганно подумала она и, заикаясь, спросила:
— Разве... разве она не живет в домике?
— Нет, она живет в деревне на берегу озера. Видя приближение бури, она, совершенно естественно, поспешила вернуться домой, как только закончила с делами.
— Но... но... как же она могла... Ведь ничего не видно...
— Миссис Уоррен живет здесь всю свою жизнь и в состоянии решить, когда опасно выходить из дому, а когда — просто немного неприятно.
— Неприятно? И этот ад на земле называется «неприятно»? — воскликнула Белинда.
— Это не ад, ада ты еще не видела. Впрочем, к утру буря утихнет, — сухо сообщил Освальд. — А теперь, поскольку мы оба целый день ничего не ели, не пора ли нам к столу?
— Д-да, конечно. — Белинда взглянула на уже накрытый стол и неловко предложила: — Давай я разложу еду по тарелкам...
— Нет уж, — иронически отозвался Освальд. — Ты все же моя гостья, хоть и не желала оказать мне эту честь.
Белинда покраснела, села к столу и молча смотрела, как Освальд надел цветастый фартук, взял большую разливательную ложку, снял с горшка крышку и начал накладывать в тарелки ароматное дымящееся мясо с овощами.
— Приступай, — сказал он. — Может, это и не традиционная рождественская еда, но баранье жаркое миссис Уоррен готовит просто изумительно. Гарантирую, что такого ты еще не пробовала.
Белинда неохотно взяла вилку. Есть совершенно не хотелось. Но, положив в рот сначала один почти микроскопический кусочек, потом второй — побольше, вдруг обнаружила, что просто умирает от голода, и начала есть с нескрываемым аппетитом и несказанным наслаждением. Да, миссис Уоррен действительно настоящая кудесница!
Собирая коричневую подливку куском домашнего хлеба, она вдруг ощутила какое-то беспокойство и подняла глаза — Освальд пристально наблюдал за ней.
Сурово нахмурившись, он строго спросил:
— Когда ты в последний раз ела?
— Не... не помню... — залившись краской, пробормотала Белинда.
— А точнее?
— Я завтракала.
— Сегодня?
— Вчера, — неохотно призналась она.
Он проворчал что-то явно нелестное по поводу молодых идиоток, которые позволяют себе не есть сутками, потом, взяв себя в руки, сказал: