Дверь отворилась — на пороге стоял улыбающийся Освальд. Оглядев ее, он одобрительно заметил:
— Ты похожа на Афродиту, вышедшую из пены морской.
— Я как раз собиралась одеваться, — произнесла Белинда.
— У меня есть идея получше. Иди поцелуй меня и залезай обратно в постель.
Но она покачала головой.
— Не могу...
— Конечно, можешь, — радостно заявил он. — В честь праздника мы поедим в постели.
— О-о-о... — протянула она.
— Но мы не обязаны ограничиваться завтраком, если ты разочарована.
— Нет-нет, — поспешно отозвалась Белинда.
— Жаль. Ну ладно, все же иди сюда и поцелуй меня.
— Пожалуйста, Освальд, — умоляюще прошептала она.
Он внимательно посмотрел на ее лицо, выражающее безграничное отчаяние.
— Значит, прошлая ночь ничего не изменила?
— А ты ожидал, что изменит?
— Может, и нет, — согласился он. — В конце концов мы еще столько всего не обговорили. — И быстро добавил: — Но сейчас не время. Завтрак ждет. Где ты хочешь поесть — здесь или в кухне?
— В кухне. — Она сделала выбор без малейшего колебания.
— Очень хорошо. — Освальд повернулся и вышел.
Белинда быстро оделась и прошла в кухню. Он был уже там, одетый в легкие брюки и футболку, подчеркнувшую его широкие плечи и мускулистую грудь.
Кивнув на накрытый стол, он молча предложил ей сесть, суетясь у плиты. На сковороде шипела яичница с маленькими сосисками, рядом жарились крохотные крепкие грибочки, каких Белинда никогда не видела. Тихо закипал кофейник. Все было мирно и уютно, будто тут собрались завтракать не противники, а любящие супруги.
— Чего тебе положить? Хочешь попробовать всего понемногу? — предложил Освальд и, не дожидаясь ответа, начал накладывать еду ей на тарелку. — Знаешь, а я проголодался, — сообщил он.
Белинда с удивлением обнаружила, что и сама голодна, как стая волков в зимнюю бескормицу на Юконе. Они поели в полном молчании, а когда тарелки опустели, Освальд отнес посуду в посудомоечную машину и вернулся с кофе.
Белинде было не по себе. Напряженная, смущенная, она мечтала оказаться где угодно, только не здесь.
Налив кофе и сев на свое место, Освальд сказал:
— Нам надо серьезно поговорить. Где ты предпочитаешь сделать это — здесь или пойдем к озеру?
— Я предпочитаю не разговаривать вовсе.
— Нет уж, по крайней мере, изволь объяснить, почему ты все-таки ушла таким образом: молча, не сказав ни слова, не попрощавшись.
— Я уже объяснила.
— Ерунда, это все отговорки. Я хочу знать, почему ты решила отказаться от работы и вернуться в Калифорнию.
В ответ она только молча замотала головой.
— Нет уж, как человек, ответственный за твой переезд на другой конец света, я имею право знать правду.
Белинда продолжала упрямо молчать. Тогда Освальд решил зайти с другой стороны.
— Ну хорошо, если ты твердо вознамерилась уехать, то почему именно таким образом? Просто глупо удирать, не имея обратного билета. И, кстати, уж если ты потеряла деньги, то почему не обратилась ко мне?
— Как ты узнал, что я потеряла деньги?
— Когда я разговаривал с Брендоном, он признался, что достал для тебя денег.
— Но ты же говорил, что это не Брендон выдал тебе, где я!
— Да, и продолжаю говорить. Сначала я даже понятия не имел, что вы с ним встречались. Но потом узнал из совершенно другого источника, что Брендон имеет какое-то отношение к твоему исчезновению. Но он признался только тогда, когда я позвонил ему в Мельбурн и сказал... — Освальд резко замолчал.
— Что? Что приедешь и изобьешь его до полусмерти?
Он в недоумении уставился на нее.
— Но тебе ведь это отлично удается — бить тех, кто слабее тебя, разве нет, всесильный Фергюссон? — с нескрываемой горечью спросила Белинда.
Освальд внимательно посмотрел на нее.
— Что заставляет тебя так говорить?
Воздух был так перенасыщен напряжением, что, казалось, вот-вот заискрится.
— Кое-что, что я слышала, — пробормотала Белинда и быстро добавила, чтобы не возвращаться к прежней теме: — Кстати, а почему ты пошел на такие сложности и стал разыскивать меня? В конце концов, есть немало женщин, которые только и ждут, когда ты свистнешь и позовешь их согреть твою постель. Например, Саманта...
Освальд сжал челюсти и заиграл желваками.
— Похоже, что ко мне прилипла-таки вся эта газетная грязь, — ледяным тоном произнес он.
Больше всего ей хотелось сказать, что она знает о Саманте и о том, что он лжет. Но у нее не было на это моральных сил.
— Мне не надо читать прессу, чтобы знать, что ты лживое чудовище.
— В чем ты меня обвиняешь, Белинда? — воззвал к ней Освальд. — Ведь если я не знаю, то не могу и защищаться. — Но, увидев, что она забилась в свою скорлупу, горько сказал: — Да, Освальд Фергюссон, что-то твои ставки сейчас не высоки. Собственный племянник, и тот обвинил меня едва ли не в изнасиловании.
Белинда густо покраснела.
— Мне очень жаль. Я пыталась ему сказать, что все это исключительно моя вина, но трудно было объяснить, почему я покинула Розовый дворец подобным образом.
Он одарил ее столь убийственным взглядом, что чуть не сразил наповал.
— Хотелось бы, чтобы ты объяснила это хотя бы мне. — Но поскольку она продолжала упорно молчать, сдался и попросил: — Скажи хоть, что я такого сделал, чтобы заслужить прозвище лживого чудовища.
— Ты вынудил меня приехать сюда с тобой.
— Но это же не все!
— Разве этого недостаточно?
— Послушай, если ты была настроена решительно против, то могла бы так же решительно и отказаться. Я бы не потащил тебя силой.
— Мне очень жаль, что я так не сделала.
Освальд поднялся и глубоко вздохнул, временно признавая поражение.
— Ладно, раз уж ты все же здесь, грех не воспользоваться этим. День сегодня просто чудесный. Надеюсь, у тебя есть купальник? Мы поедем кататься по озеру. И прихвати несколько больших полотенец, на воде может быть прохладно.
Обрадовавшись передышке, Белинда пошла за купальником. Окунуться перед дальней дорогой — неплохая мысль.