Слезы Второй тети падали с ее щек на волосы дочери. Все, кто находился в комнате, понимали, что через четыре дня Вторая тетя не станет сильнее и мы увидим повторение этой сцены.
Затем мама опять обратилась ко мне.
— Сядь рядом. - Поглядев мне в глаза, она улыбнулась с материнской нежностью. — Это последняя пара ступней в нашем доме, которая будет перебинтована до твоей свадьбы. Я хочу, чтобы ты пришла в дом своего мужа, зная, как однажды тебе нужно будет бинтовать ноги своей дочери.
Девочки восхищенно смотрели на меня, надеясь, что когда-нибудь их матери сделают для них то же самое.
— К сожалению, — сказала мама, — сначала нам нужно исправить небрежную работу. — В знак прощения Второй тети она мягко добавила: — Все матери робеют, когда приходит срок исполнить свой долг. Было время, когда я была такой же неумелой, как ты. Все испытывают искушение не перевязывать ступни слишком туго. Но что происходит в этом случае? Ребенок встает на ноги, и кости начинают двигаться вместе с бинтами. Разве ты не видишь, что ты только продлеваешь мучения своей дочери и делаешь боль нестерпимой, а не щадишь ее? Если у девушки ничем не примечательное лицo, в этом нужно винить Небо, но плохо перебинтованные ноги свидетельствуют о том, что у нее ленивая мать. А лень часто передается по наследству. Что подумают ее будущие родственники? Девушки должны быть нежными, как цветы. Они должны ходить плавно, грациозно покачиваясь, и быть почтительными. Только так они превратятся в драгоценные камни.
Затем мама обернулась ко мне и твердо сказала:
Мы должны быть сильными и исправлять ошибки, если допустили их. — Ее голос стал тверже. — Возьми ее ногу левой рукой.
Я сделала, как мне было сказано. Затем мама обхватила мою руку и сжала ее.
— Ты должна держать ее очень крепко, потому что... — мама взглянула на Орхидею и решила не заканчивать предложения.
— Нам не приходится стирать, но ты наверняка видела, как Ива или другие служанки стирают твою одежду или белье.
Я кивнула.
Хорошо, значит, ты знаешь, что, когда они заканчивают полоскать одежду, они изо всех сил выжимают ее, чтобы стекла вода. Мы должны сделать нечто подобное. Пожалуйста, в точности повторяй за мной.
Иероглиф, обозначающий материнскую любовь, составляют два элемента: «любовь» и «боль». Я всегда думала, что они описывают чувство, которое дочери испытывают к своим матерям, ведь они обрекают нас на боль, бинтуя ноги. Но когда я смотрела на слезы Второй тети и наблюдала, как отважно действует моя мать, то поняла, что этот иероглиф обозначает их чувства. Мать глубоко страдает, когда рожает дочь, бинтует ей ноги, а затем прощается с ней, когда та выходит замуж. Мне хотелось показать своим будущим дочерям, как я люблю их, но меня тошнило, потому что мне было жаль мою маленькую сестру и я боялась, что чем-нибудь наврежу ей.
— Держи дочь как можно крепче, — приказала мама своей невестке. Затем она взглянула на меня, кивнула, чтобы подбодрить, и сказала: — Положи на ногу правую руку так, чтобы она касалась левой... как будто ты собираешься выжимать белье.
Усилившееся давление на сломанные кости заставило Орхидею сморщиться от боли. Вторая тетя еще крепче сжала дочь в объятиях.
— Я бы хотела, чтобы все закончилось как можно быстрее, — продолжила мама, — но спешка и мягкосердечие привели к тому, что возникла угроза.
Левой рукой она продолжала сжимать лодыжку, в то время как правая медленно заскользила по направлению к пальцам. Моя сестра зашлась в крике.
У меня кружилась голова, но я ощутила прилив радости. Мама была очень добра ко мне.
Я повторила ее движение, и девочка закричала еще громче.
— Хорошо, — похвалила мама. — Чувствуешь, как косточки распрямляются под твоими пальцами? Когда ты сжимаешь их, они должны встать на место.
Я дошла до пальчиков и отпустила ногу. Ступни Орхидеи по-прежнему имели ужасную форму. Теперь из-под кожи не высовывались странного вида шишки, но ступни были похожи на два длинных стручка перца. Орхидея, рыдая, тряслась всем телом, стараясь отдышаться.
— Теперь будет больно, — заметила мама. Она посмотрела на одну из девочек, стоящих справа от нее, и сказала:— Иди и приведи мне Шао. Кстати, где она? Впрочем, не важно. Просто приведи ее. И быстро!
Девочка вернулась вместе со старой кормилицей. Шао происходила из хорошей семьи, но рано овдовела, и ей пришлось наняться к нам на работу. Чем старше я становилась, тем меньше она мне нравилась, потому что она была строгой и неумолимой.
— Держи ноги прямо, — приказала мама. — Ее ступни не должны двигаться, если только их не поворачивают руки моей дочери. Поняла?
Шао делала это и знала, что от нее требуется.
Мама оглянулась на столпившихся рядом с нами девочек.
— Отойдите. Дайте нам место.
Девочки любопытны, как мыши, но мама была главной женщиной в доме, и потому они беспрекословно повиновались.
— Пион, думай о своих ногах, когда ты делаешь это. Помнишь, как твои большие пальцы завернуты вниз, а ступня загнута внутрь? Для этого нам нужно загнать косточки под ступню, как будто ты снимаешь носок. Ты сможешь по сделать?
— Думаю, да.
— Ты готова? — спросила мама Вторую тетю.
У Второй тети была очень бледная кожа, а теперь она казалась почти прозрачной, как будто ее душа покинула тело.
— Еще раз: делай то же, что и я, — обратилась ко мне мама.
Я так и сделала. Я загнала косточки внутрь. Я была так сосредоточена, что почти не слышала криков моей двоюродной сестры. Узловатые руки Шао держали ее ножки так крепко, что косточки побелели. Орхидея была в агонии, и ее вырвало. Отвратительная масса, вылетевшая у нее изо рта, испачкала тунику, юбку и лицо моей матери. Вторая тетя принялась униженно извиняться, и в ее голосе слышался жгучий стыд. На меня обрушивались волны тошноты, но мама ни разу не дрогнула и ни на секунду не забыла о своей задаче.
Наконец дело было сделано. Мама оглядела ту ногу, которую держала я, и потрепала меня по щеке:
— У тебя все получилось. Наверное, у тебя есть дар. Ты будешь прекрасной женой и матерью.
Мама никогда раньше не говорила мне ничего подобного.
Затем она перебинтовала другую ногу. Ей пришлось очень туго перевязать бинты, на что не решилась Вторая тетя. Орхидея больше не могла плакать, и потому в комнате не было слышно ничего, кроме голоса моей матери и легкого шелеста ткани, которой она снова и снова обматывала ступню. На каждую крошечную ножку ушло не меньше трех метров ткани.
— Теперь в нашей стране ноги перебинтовывают куда большему количеству девочек, чем раньше, — объясняла мама. — Маньчжурские варвары думают, что мы, женщины, остаемся в тени! Они видят наших мужей, и мы беспокоимся за них, но маньчжуры не смеют заглядывать в женские покои. Мы бинтуем ноги наших дочерей в знак непокорности чужакам. Посмотрите вокруг: даже наши горничные, служанки и рабыни бинтуют ноги. Это делают даже старые, бедные, больные женщины. Мы, женщины, сражаемся, как умеем. Перебинтованные ноги составляют нашу ценность. Благодаря ним мы выходим замуж. И маньчжуры не смогут остановить нас!
Мама крепко сшила повязки, поставила ногу Орхидеи на подушку и стала бинтовать ту ногу, форму которой исправляла я. Когда она закончила, то поставила на подушку и ее. Вторая тетя гладила Орхидею по все еще влажным щекам, желая успокоить ее, но мама заставила невестку убрать руку. Затем она добавила:
— Благодаря бинтованию ног мы выигрываем вдвойне. Мы, слабые женщины, одержали верх над маньчжурами. Их запреты ни к чему не привели, и теперь маньчжурки сами стараются подражать нам. Если бы вы вышли на улицу, то увидели, как они идут в огромных уродливых туфлях на крошечных платформах в форме туфелек для перебинтованной ноги. Они прикрепляют их к подошвам, чтобы создать видимость перебинтованных ступней. Ха! Они не могут соревноваться с нами или запретить наши обычаи. Но самое важное, что перебинтованные ступни всегда будут казаться соблазнительными нашим мужьям. Помните: хороший муж — тот, ктo умеет доставлять вам удовольствие.