Теперь, в отличие от первого вечера, мне уже не хотелось сидеть в первом ряду. Конечно, там я была ближе всего к сцене, где показывали оперу, но в то же время все женщины могли меня видеть. Но я не могла опоздать и сесть сзади, как вчера, потому что мама могла бы что-нибудь заподозрить. Она знала, что я слишком люблю оперу и не допущу того, чтобы опять опоздать. Мне нужно было вести себя так, как будто я стараюсь задобрить ее, особенно после того, что случилось сегодня днем. Я продолжала судорожно раздумывать о том, что мне делать, как вдруг мой взгляд упал на Тан Цзе. Я проиграла в уме всю партию. Да, я могу использовать этого ребенка, чтобы придать моим действиям невинный вид.
Лотос сумела вдеть нитку в иголку, и все ей зааплодировали, а я прошла через комнату к Цзе. Она ерзала на краешке стула, надеясь, что моя мать предложит ей принять участие в игре. Но такого быть не могло. Цзе придется подождать, пока начнутся церемонии приготовления к ее свадьбе: ведь она была маленькой девочкой, и ей еще не выбрали жениха.
Я коснулась ее плеча.
— Пойдем, — позвала я, — я покажу тебе кое-что.
Она соскользнула со стула, и я взяла ее за руку, убедившись в том, что моя мать видит, что я делаю.
— Ты знаешь, я уже помолвлена, — сказала я, когда мы вошли в мою комнату.
Девочка с серьезным видом кивнула.
— Хочешь увидеть подарки, которые мне прислали?
Цзе взвизгнула. Мысленно я сделала практически то же самое, но по другой причине.
Я открыла крышку сундуков из свиной кожи и показала ей присланные рулоны воздушного шифона, блестящего шелка и тяжелой парчи.
Грохот тарелок и бой барабанов стали созывать гостей сад, и Цзе вскочила на ноги. Я слышала, как за дверью моей комнаты в коридоре собираются женщины.
Я хочу показать тебе мой свадебный костюм, — торопливо проговорила я. — Уверена, тебе очень понравится головной убор.
Девочка опять села на кровать и начала нетерпеливо eрзать, сбивая покрывало.
Я принесла вышитую красную шелковую юбку, которую я надену на свадьбу. На ней были десятки крошечных складок. Женщины, нанятые папой для этой работы, проложили стежки так, что цветы, облака и переплетенные символы удачи расположились в идеальном порядке. Если в день свадьбы я сделаю всего один слишком широкий шаг, он будет нарушен. Туника также была великолепна. Обычно на ней делают всего четыре застежки: у горла, на груди и под мышками, но мастерицы пришили к моей тунике дюжины маленьких застежек из тесьмы: они должны были поставить в тупик моего мужа и сделать брачную ночь длиннее. Головной убор был простым и элегантным: на нем был целый сад тонких золотых листочков, которые будут трепетать и гореть в лучах солнца при каждом моем шаге, а красная вуаль спрячет мое лицо, чтобы я не видела своего мужа до тех пор, пока он ее не поднимет. Мне всегда нравилось разглядывать мой свадебный костюм, но теперь это рождало во мне мрачные чувства. Зачем украшать себя, словно подарок, если ничего не чувствуешь к человеку, которому тебя отдают?
— Как красиво! — ахнула Цзе. — А мой папа обещал, что на моем свадебном уборе будут жемчужины и яшма.
Я почти не слышала, что она говорит, потому что внимательно прислушивалась к тому, что происходит за пределами моей комнаты. Барабаны и тарелки продолжали сзывать зрителей, но в коридоре было тихо. Я убрала свадебный костюм, затем взяла Тан Цзе за руку, и мы вышли из комнаты.
Мы вместе прошли по саду. Я увидела, что мои двоюродные сестры собрались у ширмы. Поразительно, они заняли для меня место. Лотос помахала мне, чтобы я шла к ним. Я улыбнулась ей в ответ, а затем шепнула Тан Цзе на ухо:
— Смотри, девушки хотят, чтобы ты сидела рядом с ними.
— Правда?
Не дождавшись моих заверений, Тан Цзе прошла по подушкам к девушкам, уселась и немедленно начала говорить что-то моим сестрам, не умолкая ни на мгновение. Они оказали мне любезность, и вот как я их отблагодарила.
Я стала нарочито озираться по сторонам, ища взглядом свободную подушку впереди или в середине, но, разумеется, их не было. Тогда я сделала огорченное лицо и грациозно опустилась на подушку с краю, где сидели взрослые женщины.
Мне очень хотелось увидеть сцену, с которой начиналось сегодняшнее представление, но, сидя на своем месте в заднем ряду, я могла только слушать. Линян и Мэймэй совершили нечто неслыханное — они решили вступить в брачный союз без ведома родителей. Когда они поженились, Линян призналась, что она девственница, несмотря на то что соединялась ночью с Мэймэем, когда была призраком. Дело в том что, когда она лежала в могиле, ее тело невинной девушки сохранилось. В конце сцены Линян и Мэнмэй отправились в Ханчжоу, где молодой человек должен был закончить подготовку к императорским экзаменам.
В последней, третьей, части оперы было мало сцен, которые мне нравились. В основном в них говорилось о мире зa пределами сада Линян. Актеры изображали великие битвы, где все пребывало в движении. Однако насколько я могла видеть, эти сцены сильно увлекли зрительниц, сидевших за ширмой. Женщины внимательно следили за происходящим. Я ждала до последнего, но когда почувствовала, что теряю терпение, медленно поднялась, разгладила юбки и как можно спокойнее пошла в направлении женских покоев.
Но я не стала заходить в зал Незамужних Девушек. Я свернула с главной дороги и поспешила вдоль южной стены нашей усадьбы, миновав маленькие пруды и беседки, из которых открывались прекрасные виды, пока не набрела на тропинку, идущую по берегу озера. Я увидела павильон Любования Луной и поняла, что мой незнакомец уже там. В небе светил тонкий месяц. Я долго вглядывалась в темноту. Юноша сидел на балюстраде в самом дальнем конце павильона, но смотрел не на воду, а на меня. Мое сердце сжалось, когда я подумала об этом. Дорожка была выложена камнями различной формы: те, что напоминали летучих мышей, приносили счастье, спинки черепах — долголетие, брусочки серебра — богатство. Это значило, что каждый шаг приносит радость, долгую жизнь и благополучие. Мои предки устраивали эти дорожки для того, чтобы быть здоровыми. В старости, когда они ходили по ним, камешки массировали им ноги. Наверное, их проложили еще в стародавние времена, когда женщинам нельзя было выходить в сад, потому что моим перебинтованным ногам было трудно по ним идти. Я старалась выбирать дорогу, но мне приходилось с трудом удерживать равновесие, прежде чем сделать еще один шаг, и я прекрасно знала, что мои движения подчеркивают изысканность лилейной походки.
Я замерла, не решаясь войти в павильон Любования Луной. Моя смелость куда-то пропала. Мне никогда не разрешали приходить сюда, потому что с трех сторон это место было окружено водой. Следовательно, оно как бы находилось за пределами сада. Но потом я вспомнила о решимости Линян. Я сделала глубокий вдох, вышла в середину павильона и остановилась. На нем была надета длинная туника из синего шелка цвета ночного неба. Рядом с ним на балюстраде лежали пион и ветка ивы. Он не поднялся мне навстречу, но продолжал смотреть на меня. Я старалась вести себя совершенно спокойно.
— Вижу, у вас есть павильон, из которого открывается три прекрасных вида, — заметил он. — В нашем доме тоже такой есть, но он стоит на берегу пруда, а не озера.
Наверное, он почувствовал мое замешательство и потому объяснил:
— Отсюда можно по-разному смотреть на Луну: она висит в небе, отражается в воде, а вода с Луной отражается в зеркале. — Он поднял руку и плавно указал на зеркало, висевшее над единственным предметом мебели в пом павильоне — деревянной кроватью, украшенной резьбой.
— Ах! — вырвалось у меня. До этой минуты я всегда думала, что кровать в беседке была поставлена для того, чтобы лениво отдыхать на ней, но, бросив взгляд на ложе и зеркало, я задрожала, представив томные ночи, которые мне бы хотелось здесь провести.
Незнакомец улыбнулся. Может, мое смущение позабавило его? Или он думал о том же, что и я?
Последовала долгая мучительная пауза, а затем он поднялся и подошел ко мне.