Закрытые двери, открытое сердце
Мама никогда не спрашивала меня, почему мои туфли, юбка и чулки были влажными и запачканными грязью. Служанка унесла мои вещи, но так и не принесла их. Меня не выпускали из комнаты. Проведя несколько недель в заточении, я начала задумываться о том, что меня окружало. Но сначала я просто грустила, сидя в комнате, и горевала о том, что мне не с кем поговорить. Даже Иве нельзя было приходить ко мне. Она только приносила мне еду и воду для умывания.
Я часами сидела у окна, но могла видеть только маленький кусочек неба и внутреннего дворика. Я листала мои копии «Пионовой беседки» и долго раздумывала над сценой «Прерванный сон», пытаясь понять, чем Линян и Мэнмэй занимались в каменном гроте. Мысли о незнакомце не покидали меня ни на минуту. Чувства, которые переполняли грудь, лишили меня аппетита. Мне казалось, что в голове у меня совершенно пусто. Я постоянно размышляла о том, сумею ли я скрыть свои чувства, когда мне будет позволено выйти из комнаты.
Однажды утром во время моего заточения Ива открыла дверь, тихо вошла в комнату и поставила на пол завтрак: чай и миску рисовой каши. Я скучала по ней. Мне не хватало ее заботы: ведь она причесывала мне волосы, мыла и бинтовала мои ноги, развлекала меня своей болтовней. В эти дни она всегда молчала, когда приносила еду, но теперь улыбалась с таким выражением, какого я никогда не замечала за ней раньше.
Она налила мне чай и села рядом на колени. Ива ждала от меня вопроса.
— Расскажи мне, что случилось? — спросила я, ожидая услышать, что моя мать решила выпустить меня или что она разрешила Иве оставаться у меня в комнате, как раньше.
— Когда хозяин Чэнь попросил меня сыграть роль Благоуханной Весны, я сразу согласилась, потому что надеялась, что кто-нибудь из мужчин увидит меня и попросит твоего отца продать меня, чтобы я стала его наложницей, — ответила она, и ее глаза радостно засияли. — Вчера вечером ему поступило такое предложение, и он согласился. Сегодня днем я уезжаю.
У меня было такое чувство, будто Ива дала мне пощечину. Даже если бы я гадала десять тысяч лет, я бы не додумалась до такого.
— Но ты принадлежишь мне!
— Видишь ли, до вчерашнего дня я была собственностью твоего отца. С сегодняшнего дня я принадлежу хозяину Цюнь.
Она улыбнулось, и это просто взбесило меня.
— Ты не можешь уехать. Ты же не хочешь этого!
Она не ответила, и я поняла, что на самом деле она ждет этого с нетерпением. Но как же так? Ведь она была моей служанкой и подругой. Я никогда не думала о том, откуда она пришла и как так получилось, что она стала моей служанкой, но всегда верила, что она принадлежит мне. Она была такой же частью моей жизни, как ночной горшок, как сон или пробуждение. Ночью Ива спала у моих ног. Она была первым человеком, которого я видела утром. Она зажигала огонь в жаровне еще до того, как я открывала глаза, и приносила теплую воду, чтобы искупать меня. Я была уверена, что она переедет вместе со мной в дом моего мужа. Она должна была заботиться обо мне, когда я забеременею и рожу сыновей. Мы с ней были приблизительно одного возраста, и я думала, что мы будем неразлучны до смерти.
— Каждую ночь, когда ты засыпала, я лежала на полу и утирала платком слезы, — призналась она. — Я много лет надеялась, что твой отец продаст меня. Если мне повезет, мой новый владелец сделает меня своей наложницей. — Она помолчала, подумала, а затем будничным тоном сказала: — Второй, третьей или четвертой наложницей.
То, что у моей служанки были такие мечты, поразило меня. Она была намного взрослее меня в своих мыслях и желаниях. Она пришла из большого мира, скрывавшегося за стенами нашего сада, из того мира, который внезапно стал моим наваждением, но я ни разу не спросила ее о нем.
— Как ты можешь поступить так со мной? Где твоя благодарность?
Ее улыбка исчезла. Она не хотела отвечать. Просто не хотела или не думала, что чем-то мне обязана?
— Я благодарна твоей семье за то, что вы приняли меня, — признала она. У нее было красивое лицо, но в
этот момент я поняла, насколько я ей не нравилась, и это чувство копилось в ней, возможно, годами.
— Теперь у меня будет новая жизнь, не та, в которой меня считали худородной лошадкой.
Я уже слышала это выражение раньше, но мне не хотелось показывать, что я не совсем понимаю, что оно значит.
— Моя семья жила в Янчжоу, где погибла твоя бабушка, — продолжила она. — Как и многим другим семьям, нам пришлось перенести много несчастий. Старых и уродливых женщин убивали вместе с мужчинами. Таких женщин, как моя мать, продавали, как соленую рыбу — в мешках, на вес. Новым владельцем моей матери стал торговец. Я была ее четвертой дочерью, и меня тоже продали. С тех пор я живу, словно лист на ветру.
Я внимательно слушала.
— Продавец «лошадок» перебинтовал мне ноги, научил меня читать, петь, рисовать, играть на флейте, — продолжала Ива. — В этом отношении моя жизнь была похожа на твою, но в остальном она была совсем другой. В их владениях созревают девочки, а не урожай. — Она опустила голову и посмотрела на меня. — Осень закончилась, пришла весна. Они могли держать меня до тех пор, пока я не подрасту, чтобы продать в увеселительный дом, но деньги обесценивались, рынок был перенасыщен, и цены упали. Им было нужно избавиться от части урожая. Однажды меня одели в красные одежды, напудрили лицо и отвели на рынок. Твой отец осмотрел мои зубы. Он подержал в руках мои ноги, ощупал мое тело.
— Он не мог этого делать!
— Нет, делал, и мне было очень стыдно. Он купил меня в обмен на несколько рулонов шелка. Все эти годы я надеялась, что твой отец сделает меня своей четвертой наложницей и что я рожу ему сына, чего не смогли сделать твоя мать и другие женщины.
От этой мысли у меня свело желудок.
— Сегодня я отправляюсь к своему третьему владельцу, — просто сказала она. — Твой отец продал меня за свиное мясо и серебро. Удачная сделка, и он доволен.
Ее обменяли на свиное мясо? Что ж, а я вскоре выйду замуж, и за меня уже прислали выкуп. Среди подарков были и свиньи. Возможно, между мной и Ивой на самом деле не так много различий. Ни одна из нас была не и силах хоть как-то повлиять на свое будущее.
— Я еще молода, — сказала Ива. — Может случиться, что я опять стану служанкой — если не рожу хозяину сына или перестану приносить ему радость. Торговец «лошадками» учил меня, что, когда мужчина покупает наложницу, он словно сажает в саду новое дерево. Некоторые из них плодоносят, другие даруют тень, третьи просто приятны глазу. Надеюсь, что меня не выкопают из земли и не продадут опять.
— Ты как Сяоцин! — изумленно произнесла я.
— Я лишена ее красоты и таланта, но я верю, что в будущем буду счастливее ее, и надеюсь, что в следующей жизни я буду рождена не в Янчжоу.
В этот день мне впервые пришло в голову, что моя жизнь в саду усадьбы вовсе не похожа на жизнь девушек из большого мира. Там происходили ужасные, страшные вещи. Это держалось от меня в секрете, и я была благодарна за это, но меня одолевало любопытство. Моя бабушка жила в большом мире, и теперь ее прославляют как мученицу. Ива тоже пришла из большого мира, но ее будущее, как и мое, было предопределено: ее долг заключался в том, чтобы сделать мужчину счастливым, родить ему сыновей и совершенствоваться в соблюдении Четырех Добродетелей.
— Что ж, я пойду, — коротко сказала Ива, вставая с колен.
— Подожди.
Я встала, подошла к комоду и открыла ящик. Я стала перебирать мои драгоценности и украшения для волос. Мне хотелось найти нечто такое, что выглядело ни слишком обычно, ни слишком вычурно. Наконец я выбрала шпильку, сделанную из перьев зимородка, имевшую форму феникса, грациозно распустившего хвост, и вложила ее в руку Ивы.
— Надень ее перед первой встречей со своим новым владельцем.
— Спасибо, — поблагодарила она и вышла из комнаты.
Через две минуты ко мне вошла моя старая кормилица Шао, наша главная нянька.