Прошло три месяца. Солнце чаще скрывалось за облаками и раньше садилось за горизонт. Окна были закрыты и занавешены. Двери защищали нас от постоянного холода, а в жаровнях горел огонь. Эта перемена погоды была благоприятна для меня. Я стала быстрее думать. Я работала неделями напролет, редко позволяя Цзе выходить из комнаты. Но однажды вечером я подслушала, что говорил ей перед сном наш общий муж. Он сидел на краю кровати, обнимая ее за плечи. По сравнению с ним она казалась маленькой и хрупкой.
— Ты такая бледная, — заметил он. — Я вижу, ты похудела.
— Твоя мать жалуется на меня, — сухо произнесла она.
— Забудь о свекрови. Слушай своего мужа. — Он коснулся кругов под ее глазами, похожих на темные луны. — Этого не было, когда мы поженились. Мне больно видеть это сейчас. Разве ты не счастлива со мной? Может, ты хочешь навестить родителей?
Я подсказала Цзе подходящий ответ.
— Девушка — всего лишь гость в доме родителей, — едва слышно процитировала она известное изречение. — Мое место здесь.
— Может, ты хочешь отправиться на прогулку? — спросил он.
— Мне хорошо здесь, с тобой. — Она вздохнула. — Завтра я буду прихорашиваться усерднее. Я буду стараться, чтобы ты был доволен...
— При чем здесь я! — перебил ее Жэнь. Услышав резкий ответ, Цзе задрожала, и он добавил более мягким тоном: — Я хочу, чтобы ты была счастлива, но за завтраком ты молчишь и ничего не ешь. Теперь я редко вижу тебя днем. Раньше ты приносила мне чай. Помнишь? Мы часто беседовали в библиотеке.
— Завтра я принесу тебе чай, — пообещала она.
Жэнь покачал головой.
— Дело не в том, что я нуждаюсь в твоих услугах. Ты моя жена, и я беспокоюсь о тебе. Слуги накрывают на стол, но ты ничего не ешь. Боюсь, нам опять придется пригласить доктора.
Это меня беспокоило. Я спрыгнула с балки, села за спиной Цзе и дотронулась пальцем до ее затылка. Теперь мы были так близки и взаимосвязаны, что она никогда не возражала в ответ на мои указания. Цзе повернула голову и закрыла ему рот поцелуем. Я не хотела, чтобы он переживал, и мне было неприятно слушать о его тревоге.
Раньше этот способ действовал безотказно, но сегодня вечером Цзе не сумела заставить его замолчать. Жэнь отпрянул назад и сказал:
— Я говорю серьезно. Я думал, что, получив в подарок и здание оперы, ты выздоровеешь, но, кажется, положение только ухудшилось. Поверь, я не хотел этого. Видимо, он опять вспомнил обо мне. — Завтра я поеду за доктором. Будь готова принять его.
Когда они легли в постель, Жэнь обвил Цзе руками, прижался грудью к ее спине и крепко обнял, словно желая защитить.
— С завтрашнего дня все изменится, прошептал он, — я буду читать тебе вслух при свете лампы. Я велю слугам приносить сюда еду, и мы будем обедать вдвоем. Я люблю тебя, Цзе. Ты обязательно выздоровеешь.
Мужчины так уверены в себе, в них столько силы и убежденности. Они верят — истово верят, — что могут изменить жизнь, всего лишь сказав несколько слов, и довольно часто им это удается. Я любила Жэня за это, и мне нравилось видеть, какую власть он имеет над своей второй женой. Я видела, как тепло его тела согревает ее, и подумала о ласках Мэнмэя, благодаря которым он вдохнул жизнь в холодное призрачное тело Линян. Дыхание Жэня стало медленным и глубоким, и Цзе тоже успокоилась.
Я едва дождалась, пока он уснет. Сразу после этого я вытащила Цзе из супружеской постели, заставила ее зажечь свечу, смешать тушь и открыть книгу. Я была взволнована и полна вдохновения. Мое сочинение позволит мне вернуться к Жэню и к нашей совместной жизни.
Я не стала слишком долго мучить Цзе... Она написала совсем немного:
«Больше всего в опере удивляет не Линян, а ученый. В мире есть много одурманенных любовью женщин, подобных Линян, которые мечтают о любви и умирают, но не возрождаются к жизни. А все потому, что у них нет такого возлюбленного, как Мэнмэй. Ведь он нашел портрет Линян, призывал ее к себе, восхищался ей; он возлег на брачное ложе с призраком и верил, что она предстает перед ним в плоти и крови; он сговорился с Ши Сяньгу, чтобы открыть гроб, и бесстрашно унес тело; он отправился в далекое путешествие, пал на колени перед своим тестем и принял от него много мук. Сон казался ему явью, и потому он не побоялся вскрыть могилу. Он не стыдился, открыто оплакивая Линян. Он никогда ни о чем не сожалел».
Я улыбалась, довольная этим добавлением. Затем я позволила Цзе вернуться в удобную постель и теплые объятия мужа, а сама поползла вверх по стене и уселась на балку. Я должна была позаботиться о том, чтобы Жэнь был доволен своей женой. В противном случае она не сможет записывать мои мысли. А если она не поможет мне в этом, Жэнь никогда меня не услышит. Всю ночь я наблюдала за тем, как они спят, и в это время вспоминала о том, что мама и тети говорили об искусстве быть женой. «Каждое утро вставай на полчаса раньше твоего мужа», — часто поучала мама. Поэтому на следующее утро я подняла Цзе еще до того, как проснулся Жэнь.
«Если ты поспишь на полчаса меньше, это не повредит твоему здоровью или красоте, — прошептала я на ухо Цзе, когда она села за туалетный столик. — Думаешь, твоему мужу нравится видеть, как ты сопишь во сне? Нет. У тебя есть пятнадцать минут, чтобы умыть лицо, расчесать волосы и одеться». Я припомнила утонченные хитрости женских покоев и помогла ей смешать пудру, нанести румяна, причесать волосы и украсить их заколками из перьев. Я настояла на том, чтобы она надела розовое платье. «Еще пятнадцать минут уйдет на то, чтобы приготовить одежду твоего мужа. Положи ее рядом с подушкой. Когда он проснется, у тебя наготове должны быть свежая вода, полотенце и гребень».
Когда Жэнь вышел из комнаты, я напомнила Цзе: «Всегда стремись к тому, чтобы улучшить свой вкус и манеру одеваться. Никто из домашних не должен знать о твоей несговорчивости, упрямстве и ревности. Все это твой муж может увидеть и на улице. Вместо этого продолжай учиться. Чтение поможет тебе искусно вести беседу, искусство чайной церемонии согреет твоего возлюбленного, игра на музыкальных инструментах и составление букетов обострят твои чувства и в то же время сделают его жизнь интереснее». Затем я вспомнила тот день, когда помогала матери бинтовать ноги Орхидеи. «Твой муж - Небо. Ты должна повиноваться ему».
Сегодня, впервые за долгое время, я вывела ее за дверь спальни и повела в кухню. Конечно, Цзе никогда не бывала здесь раньше. Когда она сощурила глаза, неодобрительно глядя на слугу, я дернула ее за ресницы, чтобы ее взгляд оставался открытым и беззаботным. Возможно, она была избалованной девушкой и рассеянной женой, но наверняка мать ее хоть чему-то научила. Я не выпускала Цзе с кухни, пока она не вспомнила самый простой рецепт. Слуги с беспокойством смотрели на то, как Цзе грела в горшке воду, засыпала туда горсть риса и помешивала его, пока не сварила нежную рисовую кашу. Она рылась в корзинах и шкафах и нашла там свежую зелень и сырой арахис. Цзе нарезала их и засыпала в ступку. Затем она положила рисовую кашу на блюдо, поставила его вместе с другими закусками, мисками и суповыми ложками на поднос и понесла в зал, где семья собиралась к завтраку. Госпожа У и ее сын безмолвно наблюдали за тем, как Цзе, наклонив голову, накрыла на стол. Ее милое личико порозовело от жара печи, словно на нем отражался яркий цвет ее туники. После обеда Цзе последовала за свекровью в женские покои, где они уселись рядом и стали вышивать и беседовать. Я следила за тем, чтобы из уст ни одной из них не вырвались язвительные слова. В конце концов, Жэнь передумал звать доктора.
Я позаботилась о том, чтобы Цзе делала все, чтобы умиротворить своего мужа и заслужить уважение свекрови. Занимаясь стряпней, она искусно выбирала специи, и еда была ароматной. На обед она подала рыбу из Западного озера. Цзе внимательно наблюдала за родственниками, чтобы увериться в том, что они наслаждаются ее вкусом. Она подливала чай в опустевшие чашки мужа или свекрови. Когда она выполнила все свои обязанности, я позвала ее в спальню и мы продолжили работать.
К этому времени я многое узнала о супружеской жизни и плотской любви. Она не была такой низменной, какой представала в шутках Ши Сяньгу или в непристойных намеках Благоуханной Весны из «Пионовой беседки». Теперь я понимала, что любовь означает духовную связь, которая начинается с прикосновения. Я продиктовала Цзе: