Выбрать главу

Жэнь заплатил Бао. Но Цзе лежала при смерти, и потому он даже не взглянул на стихи. Он взял в библио­теке книгу, засунул туда листы, поставил том на полку и вернулся в спальню.

Нам оставалось только ждать. Госпожа У принесла сыну чай и закуски, но он к ним едва прикоснулся. Чи­новник Тан и его жена опять приехали навестить дочь. Они забыли о своей суровости, когда поняли, что их дочь умирает.

— Скажи нам, что случилось? — молила дочь госпо­жа Тан.

Когда Цзе услышала голос матери, она обмякла и ее щеки порозовели.

Госпожа Тан с надеждой сказала:

— Мы можем забрать тебя отсюда. Поедем домой. Там ты будешь спать в своей кровати. Дома тебе будет лучше.

Услышав это, Цзе помрачнела. Она поджала губы и посмотрела в сторону. Когда госпожа Тан увидела это, по ее лицу побежали слезы.

Чиновник разглядывал свою непокорную дочь.

— Ты всегда была упрямой, — проговорил он. — Я часто вспоминаю тот вечер, когда мы смотрели пред­ставление «Пионовой беседки». Тогда твои чувства пре­вратились в камень. С тех пор ты перестала слушать мои предупреждения и советы. Теперь ты поплатилась за это. Мы будем помнить о тебе и приносить жертвенные дары.

Госпожа У проводила семью Тан к паланкинам, и несчастная девушка застонала, высказывая жалобы, которыми она не хотела пугать родителей: «Я чувствую, как у меня немеет тело. Руки и ноги больше не двигают­ся. Глаза пересохли, у меня больше нет слез. Моя душа замерзла от холода».

Каждые несколько минут она открывала глаза, смот­рела на потолок, вздрагивала и опять закрывала их. Все это время Жэнь держал ее за руку и нежно говорил с ней.

Ночью, когда стало совсем темно и я могла не стра­шиться того, что увижу свое отражение в зеркале, я спу­стилась вниз. Я отдернула занавески, чтобы лунный свет осветил спальню. Жэнь спал, сидя на стуле. Я притро­нулась к его волосам, и он вздрогнул. Я села рядом с Цзе и почувствовала, как холод пронзает ее кости. Все оби­татели усадьбы блуждали в своих снах, а я оставалась с ней, чтобы защитить и успокоить ее. Я положила руку на ее сердце. Я слышала, как оно медленно и неровно бьется; затем его биение участилось и опять замедли­лось. Когда темнота сменилась розовым светом, кости Тан Цзе хрустнули, ее душа отделилась от тела и взлете­ла в небо.

Кровавое озеро

Душа Цзе разделилась на три части. Одна часть начала путешествие по загробному миру, вторая ждала, когда тело похоронят, чтобы попасть в гроб, а третья блуждала по земле, пока ее не поместят в поминальную дощечку. Доктор разрезал живот, вынул от­туда ребенка и унес его прочь, чтобы он не отправился к Кровавому озеру и мог возродиться еще раз. Затем исто­щенное тело Цзе омыли и переодели. Жэнь все время ос­тавался рядом с ней, не сводя глаз с ее бледного лица и все еще алых губ. Казалось, он ждет, когда она проснется. Я ждала, когда появится та часть ее души, которая будет бродить по земле. Я была уверена, что она будет рада ви­деть знакомое лицо. Как же я ошибалась! Как только она меня увидела, она тут же ощерилась, показав зубы.

— Ты! Я знала, что увижу тебя!

— Все будет хорошо. Я здесь, чтобы помочь тебе.

— Помочь? Ты убила меня!

— Ты ошибаешься, — успокаивающе сказала я. Я тоже растерялась после того, как умерла. Ей повезло, что я нахожусь здесь. Я помогу ей разобраться, что к чему.

— Еще до свадьбы я почувствовала, что ты хочешь навредить мне, — сказала она с той же яростью. — Ты была здесь в день нашей свадьбы, правда? — Я кивнула, а она продолжила: — Мне следовало окропить твой над­гробный камень кровью черной собаки.

Это худшее, что можно сделать с умершим, так как эту кровь считают такой же гнусной, как кровь месяч­ных выделений. Если бы она это сделала, мне бы при­шлось убить свою семью. Ее злоба поразила меня.

— Ты преследовала меня с самого начала, — продол­жила она. — Я слышала, как ты подвывала ветру в бур­ные ночи.

— Мне казалось, я сделала тебя счастливой...

— Нет! Ты заставила меня читать оперу. А затем пи­сать о ней. Мне пришлось следовать за тобой, и нако­нец я стала сама на себя непохожа! Ты погубила себя тем, что читала эту оперу, и заставила меня умереть так же, как и ты, — подражая Линян.

— Просто я хотела, чтобы Жэнь любил тебя сильнее.

Разве я не добилась этого?

Это ее успокоило. Затем она посмотрела на свои ног­ти. Они уже стали черными. Понимание того, в каком тяжелом положении она оказалась, сокрушило ее гнев.

— Я пыталась защититься, но разве я могла противо­стоять тебе? — жалобно спросила она.

Так много раз я твердила себе это: младшая жена мо­его мужа никогда не сможет противостоять мне.

— Я думала, он полюбит меня, когда прочитает ком­ментарий и поверит, что все это написала я, продол­жила Цзе. В ее голосе опять послышался укор. Я не хотела, чтобы он читал о том, как ты умирала от любви. Я не хотела, чтобы он думал, что я решила продолжить работу в знак уважения к его первой жене, ведь это я его первая жена. Разве ты не слышала, что сказал мой муж? Вы так и не поженились. Ему нет до тебя дела.

Она оставалась безжалостной даже после смерти.

— Наш брак совершился на небесах, — ответила я. Я все еще верила, что это так. — Но тебя он тоже любил.

— Твой ум погубил тебя. Из-за тебя мне все время было холодно. Ты заставляла меня сидеть в темноте, следовала по пятам в моих снах. Ты виновата в том, что я перестала есть и спать...

Она процитировала строку из «Пионовой беседки», но это не утешило меня. Я чувствовала себя виноватой.

— Я могла спастись от тебя в беседке на пруду, — про­должила Цзе.

— Зигзагообразный мостик!

— Да! — Она опять сморщила губы, обнажив мертвенно-белые зубы. — Я сожгла твой том «Пионовой бе­седки», чтобы ты ушла из моей жизни. Мне казалось, мой план удался, но ты оставалась рядом со мной.

— Я не могла покинуть тебя, даже после того, что ты сделала потом. Ты заставила людей поверить, что это Жэнь написал комментарий...

— Разве это не лучший способ доказать ему свою пре­данность? Разве это не лучший способ уверить всех, что я была идеальной женой?

Конечно, она была права.

— Но как же я? — спросила я. — Ты хотела, чтобы я исчезла. Разве можно поступать так с первой женой?

Цзе рассмеялась над наивностью моего вопроса.

— Мужчины процветают благодаря чистой стихии ян, а призраки вроде тебя воплощают собой смертель­ные и болезнетворные силы инь. Я хотела побороть тебя, но твое постоянное присутствие погубило меня. Уби­райся. Мне не нужна твоя дружба. Мы не подруги. И не жены одного мужа. Обо мне будут помнить, а о тебе по­забудут. Я об этом позабочусь...

— Поэтому ты спрятала листки, в которых говорится о том, кто является истинным автором...

— Все, что ты заставляла меня писать, — это ложь.

— Но я доверилась тебе. Я делала это и ради тебя!

— Я работала над комментарием не для того, чтобы продолжить твой труд. Мое сердце оставалось холодным. Ты сделала так, что твое наваждение стало моим наваж­дением. Ты превратилась в призрака и никому не смогла бы рассказать о том, что сделала, и потому я вырвала эти страницы из книги. Жэнь никогда не найдет их.

Я еще раз попыталась раскрыть ей глаза.

— Я хотела, чтобы ты была счастлива.

— И потому ты вселилась в мое тело?

— Я так радовалась, когда ты забеременела...

— Это не мой ребенок!

— Ну разумеется, твой.

— Нет! Ты каждую ночь против моей воли приводила ко мне Жэня. Ты заставляла меня делать такие вещи... — Она задрожала от гнева и отвращения. — А затем ты вло­жила в меня ребенка.

— Ты ошибаешься. Я тут ни при чем. Я только при­сматривала за тем, чтобы с ним все было в порядке.

— Ха! Ты убила меня и младенца!

— Я не делала этого.

Но к чему отвергать ее обвинения, ведь многие были истинны? Я не давала ей спать ночами — сначала застав­ляла ее ублажать мужа, а потом писать. Я остужала воз­дух в комнате, запирала ее в темноте, чтобы защитить мои чувствительные глаза, и посылала холодные порывы вет­ра, куда бы она ни направлялась. Когда я заставляла ее работать над комментарием, я не давала ей есть вместе со свекровью и мужем. Затем, вернувшись в комнату пос­ле того, как она сожгла первый том с моим комментари­ем и приписала его авторство Жэню, я перестала настаи­вать на том, чтобы она ела, потому что была опечалена тем, что случилось. Я понимала это, хотя убеждала себя в том, что ничего не вижу и не делаю ничего плохого. Это была правда, и мне стало тошно от этого. Что я наделала?