Девочка не плакала до наступления ночи, но потом ступни начали болеть от нарушения притока крови и постоянного давления повязок. В течение нескольких недель мы каждые четыре дня накладывали новые, более тугие, бинты и заставляли И ходить по комнате, чтобы ее косточки подверглись большему давление и наконец сломались. Я с мрачной решимостью держалась за свою идею. Тяжелее всего было ночью, когда И рыдала, прерывисто дыша от нестерпимой боли.
Ноги бинтуют в течение двух лет. Смелость, внутренняя сила и выносливость И вдохновляли меня. С той минуты, как повязки оказались на ее ногах, И сразу возвысилась над своим отцом и сестрами. Она больше не могла убегать от матери или босиком следовать за сестрами по пыльной деревне. Ее мать тоже это понимала. Теперь И все время сидела дома. В доме не было никакой вентиляции, но я была призраком, и везде, где я находилась, было прохладно. Но однажды, в знойный летний день, когда даже я не могла справиться с невыносимой жарой и влажностью, а И очень страдала, еще не зная, что через несколько недель боль только усилится, госпожа Цянь вынула «Книгу песен». Личико И было мертвенно-белым от боли, но она как будто уменьшилась, когда ее мать стала читать любовные стихотворения, написанные женщинами десять веков назад. Правда, через некоторое время жжение и колющая боль в ногах пересилили.
Госпожа Цянь встала с постели и, раскачиваясь на своих «золотых лилиях», подошла к окну. Несколько минут она смотрела на поле. Она закусила губу и схватилась за подоконник. Неужели она думала о том же, что и я, — что мы сделали ужасную ошибку? Или сокрушалась о том, что обрекла дочь на слишком сильную боль?
Мама подошла ко мне.
— Все женщины сомневаются, — сказала она. — Но помни: это единственная способ, благодаря которому мать может сделать жизнь дочери счастливее.
Госпожа Цянь разжала пальцы, хватавшиеся за подоконник. Она поморгала, чтобы прогнать слезы, глубоко вздохнула, подошла к кровати и опять открыла книгу.
— У тебя перебинтованы ноги, и этим ты уже отличаешься от своих сестер, — сказала она, — но я могу сделать тебе еще более ценный подарок. Сегодня, моя малышка, ты будешь учиться читать.
Госпожа Цянь стала показывать ей иероглифы, объясняя, откуда они произошли и что значат, и девочка даже позабыла о боли. Ее тельце обмякло, а слепящая бледность потускнела. И уже исполнилось шесть лет, и начинать обучение было поздно, но я хотела исправить свои ошибки, а потому решила помогать ей в учебе — ведь я очень хорошо умела читать и писать.
Через несколько дней, увидев, как И любознательна и способна, мама объявила:
— Думаю, девочке понадобится приданое. Я помогу ей, когда обрету пристанище.
Мы все время думали только о Цянь И, и я перестала обращать внимание на то, как бежит время. Сорок девять дней, которые мама должна была странствовать по земле, подошли к концу.
— Если бы у нас было больше времени! — посетовала я. — Если бы все оставалось по-прежнему! Я бы хотела...
— Ни о чем не жалей, Пион. Пообещай мне это. — Мама обняла меня, а потом отступила на шаг, чтобы посмотреть мне в глаза. — Скоро ты тоже отправишься домой.
— В усадьбу семьи Чэнь? — в замешательстве спросила я. — Или на Наблюдательную террасу?
— Нет, в дом твоего мужа, где тебе надлежит быть.
— Я не могу вернуться туда.
— Возвращайся домой, когда искупишь свою вину. — Мама стала испаряться, чтобы вселиться в поминальную дощечку. На прощание она прокричала: — Ты поймешь, когда будешь готова к этому!
Десять лет я оставалась в деревне Гудан и все это время преданно служила Цянь И и ее семье. Мне удалось обуздать свои худшие качества, присущие голодным духам. Я выстроила вокруг себя защитные слои, которые могла поднимать и опускать по своему желанию. Летом я жила вместе с семьей в доме и охлаждала для них комнаты. Когда наступала осень, я дула на огонь в жаровнях, чтобы людям было теплее. Я была осторожна, чтобы не обжечь кожу и не подпалить свою одежду.
Говорят, чистый снег предвещает процветание в будущем году. И правда, в первую зиму, которую я провела в деревне Гудан, чистый снег покрыл одеялом дом семьи Цянь и все близлежащие постройки, а потом, когда Бао приехал осмотреть владения отца и призвать крестьян усерднее работать, он поведал им радостную новость: его жена забеременела, и потому он не будет увеличивать плату за землю и другие выплаты в пользу семьи Чэнь, как это обычно делал мой отец.
В следующую зиму снег был еще чище. В этот приезд Бао объявил, что его жена родила сына, и я поняла, что мама, оказавшись в загробном мире, не теряет времени даром. Бао не стал раздавать красные яйца, чтобы отпраздновать это чудо. Он сделал более щедрый подарок: отписал старосте каждой деревни му земли из владений моего отца. Вскоре его жена родила еще одного сына. Теперь о будущем семьи Чэнь можно было не беспокоиться, и Бао мог себе позволить быть щедрым. С рождением каждого сына он дарил старостам по одному му земли. Благосостояние семьи Цянь росло. Старшим сестрам справили приданое, и они вышли замуж. Господин Цянь получил подарки за невест и стал еще богаче.
И выросла. Ее лилейные ножки были прекрасны — маленькие, ароматные, идеальной формы. Она оставалась болезненной, хотя я отгоняла духов, которых привлекает людская слабость. Когда ее сестры ушли из дома, я позаботилась о том, чтобы ее лучше кормили, и ее энергия ци укрепилась. Эта девочка была подобна непригодному для обработки обломку нефрита, но мы с госпожой Цянь превратили ее в драгоценное и изысканное украшение. Мы учили И танцевать, стоя на лилейных ножках, и она выглядела так, словно плывет на облаке. Она выучилась искусно играть на цитре. В шахматы она играла безжалостно, словно пират. Также И училась петь, вышивать и рисовать. Правда, у нас было мало книг, а господин Цянь не одобрял эту затею.
— Образование И принесет нам плоды в будущем, — говорила госпожа Цянь своему мужу. — Представь, что она — лоток с шелкопрядом. О личинках нужно заботиться, чтобы они свили коконы. Не стоит ее недооценивать. Если ты правильно ее воспитаешь, она принесет пользу.
Но господин Цянь был неумолим. Мы сделали все, что можно, при помощи «Книги песен». И запоминала и цитировала стихи наизусть, хоть и не вполне понимала их смысл.
Очень скоро И стала похожа на спелую сливу, которая ждет, чтобы ее сорвали. В шестнадцать лет она была маленькой, стройной и прекрасной. У нее была изысканная внешность: черные как смоль волосы, гладкий, как белый шелк, высокий открытый лоб, губы, цветом напоминавшие плоды абрикоса, и бледные, как алебастр, щеки. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки. Ее глаза ярко и дерзко горели. Прямой носик и вопрошающий взгляд свидетельствовали о любопытстве, независимости и уме. Несмотря на болезни, недостаток заботы, бинтование ног и слабое здоровье, она выжила, а значит, в ней была скрытая стойкость и сила. Ей была нужна подходящая пара.
Но выбор в деревне был совсем небольшой. Она не могла выполнять тяжелую работу, как от нее требовалось. Она часто болела, и у нее была привычка говорить все, что приходит ей в голову, что многим не нравилось. И была недостаточно хорошо образована, так что, если бы какая-нибудь городская семья и снизошла до крестьянской девушки, ее бы сочли неподходящей и неготовой к браку. Кроме того, даже в богатых, так сказать, просвещенных, семьях никто не хотел видеть женой вторую, третью, четвертую, а тем более пятую дочь, потому что это было возможным предвестием того, что в этой семье будут рождаться только девочки. Приняв во внимание все эти доводы, местная сваха объявила, что И никогда не выйдет замуж. Я думала по-другому.