– Куда мы едем? – спросила она у мужа, уже сидя в карете.
– В Михайловский дворец. Сегодня я представлю тебя великой княгине и, возможно, наследнику. Если он там будет.
– Я опять оделась не так? – в ужасе спросила Александра. – Обо мне снова станут злословить! Или, чего хуже, смеяться!
– Смеяться не посмеют, – спокойно ответил Алексей Николаевич. – Я занимаю в обществе слишком высокое положение. Не беспокойся, мой друг, по-моему, к тебе уже все успели привыкнуть. К твоим вызывающим туалетам и не менее вызывающим речам. К тому же, сегодня мы едем туда, где царит роскошь. Смеяться над тобой не будут, – повторил он.
Александра уже поняла: самое ужасное для светского человека, которым являлся и ее муж, и его кузина Аннета, и фрейлина Смирнова-Россет, было оказаться смешным, попасть в нелепое, глупое положение. Не так одеться, не то сказать, не того похвалить, или, чего хуже, споткнуться у всех на глазах, грубо нарушить этикет. И вызвать этим улыбку на лицах сильных мира сего, вслед за которыми начнут улыбаться и все остальные. Именно поэтому все придворные так похожи на заводных кукол. Они одинаково кланяются, одинаково говорят, и, кажется, одинаково думают.
«Что же такое на самом деле царский двор? – думала она, глядя в окно кареты на заснеженный Петербург. – Почему все так мечтают туда попасть? Со слов мужа я знаю, что придворным приходится жить в постоянном ожидании царской милости и при этом не забывать смотреть по сторонам, чтобы помешать другим себя опередить. И ведь из этого состоит вся их жизнь! Какие же невыносимо скучные люди! Но вдруг я ошибаюсь? Или чего-то не знаю? Во всяком случае, мне бы тоже хотелось этого попробовать. Оказаться там, где светит солнце. Где оно встает, а вечером ложится спать, где на протяжении всего дня можно видеть каждое его движение, каждую набежавшую на него тучку и каждую вспышку радости на его сияющем лике. Вдруг в этом и в самом деле есть что-то особенное?»
Она, совсем как ребенок, хотела получить новую красивую игрушку, которая была лишь у избранных. Хотя не до конца понимала, что же с этой игрушкой делать? Ей просто ее хотелось, и все.
Карета остановилась. Со стуком откинулась подножка. Александра никогда не была в Михайловском дворце, имела лишь счастье любоваться им издали. Теперь она, рука об руку с мужем, ступила на гранитную лестницу, украшенную двумя статуями львов. Она заметно волновалась, и чтобы как-то ее успокоить, Алексей Николаевич негромко сказал:
– Обрати внимание: эти львы – точные копии античных статуй, найденных при раскопках в Риме, в начале шестнадцатого века. Михайловский дворец, Сашенька, пожалуй, лучший образец архитектуры в нашей столице. Им можно любоваться бесконечно.
Александра была с ним полностью согласна. Здесь и в самом деле царила роскошь, не то, что в доме на Гагаринской, где она была вчера на вечере у Карамзиной. На первом этаже Михайловского дворца были покои великого князя Михаила Павловича, а также гостевые комнаты, квартиры придворных и комнаты запасные. Погребной этаж занимали дворцовые кухни и хозяйственные помещения. Во дворце был огромный штат прислуги, человек триста! Ведь хозяева вели бурную светскую жизнь и принимали у себя огромное количество гостей.
– Надеюсь, Сашенька, что ты увидишь когда-нибудь знаменитый Белый зал, – улыбнулся Алексей Николаевич. – Он находится в центре анфилады парадных комнат. Это просто шедевр архитектуры. И не просто увидишь, а будешь там блистать.
«Ах, какая роскошь!» – думала она, пытаясь запомнить мельчайшие подробности отделки внутренних покоев. Ведь ей вскоре тоже предстояла перестройка дома. Конечно, особняк на Фонтанке ни в какое сравнение не идет с этим огромным дворцом, но двери из покрытой лаком березы, с резьбой и позолотой, потолки лепной работы, с живописью, такие же карнизы, наборный паркет, – все это можно себе позволить.
Они с мужем поднялись на второй этаж. Парадная лестница делила его на две части. Западную сторону и север занимали залы для балов и приемов. Но сегодня, как сказал Алексей Николаевич, планировался тихий вечер в узком кругу, почти семейный. Великий князь уехал в Зимний, он, как и его брат, император Николай Павлович, был чрезвычайно увлечен военными парадами и всем, что было с ними связано. Кажется, вновь затевалось переодевание, или, на их языке, «переобмундирование». Хорошо если только одного полка! Братья с увлечением работали над эскизами новых мундиров для военных.