– Я так и поняла. Еще одно словечко, подхваченное у немецкой фрейлейн?
– Да, у Хильдегард. Она была wunderbar[39]…
– Ты же говорил, что ее зовут Гретхен! – напомнила Грейс, застегивая ему пояс на брюках. – Ну давай, Рубен, теперь тебе придется встать и идти.
– Ага, сейчас. А может, станцуем польку?
– Сядь и обхвати меня за плечи. Подбери левую ногу… Готов?
– Нет.
– И вставай!
Он сумел подняться, повиснув на ней и раскачиваясь, как пьяный, от головокружения и Слабости.
– А ну-ка будь добра, Грейси, дай Тому хорошего пинка от моего имени. Я хочу попрощаться, но у меня сил не хватает. Врежь ему как следует, по самые…
– Идем, – заторопилась она, едва передвигая ноги.
Он замолчал. Сосредоточившись на ходьбе. По Мере продвижения вперед ему стало немного легче, но у выхода из переулка пришлось сделать привал, чтобы немного передохнуть.
– У тебя есть план? – спросил Рубен, закрыв глаза.
– Сколько у тебя денег?
– Двадцать долларов с небольшим.
– Давай сюда.
Он протянул ей золотую монету.
– Мелочи нет? – спросила она с досадой. Рубен пошарил в другом кармане и вытащил три смятые долларовые купюры с мелочью.
– Прекрасно, этого должно хватить. Сними сюртук.
– Зачем?
– Завяжи рукава на поясе… Погоди, я тебе помогу. Как это «Зачем»? Чтобы крови не было видно! А теперь постой здесь, в тенечке. Не двигайся. Возьми револьвер.
– Нет.
– Да! Это ведь тебя хотят убить, а не меня! Грейс попыталась вложить револьвер ему в руку, но он не захотел его взять.
– Черт тебя побери, Рубен!..
– А ты куда?
– Пойду поищу кого-нибудь, кто… – Она умолкла, заслышав грохот колес на булыжной мостовой позади себя. – …Нам поможет.
– Телега с углем? – закапризничал Рубен. Не слушая его, Грейс уже шагнула с тротуара на мостовую.
Задняя стенка телеги была опущена: она увидела, что вместительный деревянный экипаж почти пуст. Сонный возница очнулся от дремы, когда Грейс остановила мула, встав у него перед носом и ухватившись за уздечку.
– Эй! Эй, а ну уйди с дороги! Ты что делаешь? Грейс подошла к нему, проводя рукой по спине мула. Возница смахивал на ирландца – крепкий, как кремень, с лохматой, рыжей с проседью бородой и такой же шевелюрой. Однако за то время, что ей понадобилось, чтобы добраться от носа мула до хвоста, выражение его лица сменилось с воинственного на очарованное. Грейс сама не знала, как ей удается проделывать это с мужчинами, но – что бы это ни было – по лицу угольщика стало ясно, что фокус опять удался.
– Привет.
– Привет.
– Мне бы хотелось прокатиться.
– Да ну?
Они улыбнулись и подмигнули друг другу – сперва она, потом он, – как будто делясь веселой и немного неприличной шуткой, которую не могли выразить словами. С семнадцатилетнего возраста, когда она впервые открыла для себя этот способ обольщения, Грейс знала, что он безотказен, если, конечно, правильно выбрать мужчину. Благодарение Богу, угольщик-ирландец оказался именно тем мужчиной, какой был ей нужен.
– Куда прикажете? – спросил он, вложив в свой вопрос непристойный смысл.
– Эмбаркадеро. Причал на Клэй-стрит. И немедленно.
Он похлопал по занозистому деревянному сиденью рядом с собой.
– Карета подана.
Ей понравились его манеры. Она отвесила ему кокетливый реверанс и приложила пальчик к щеке.
– Ой, я забыла! Со мной друг. Подвезете и его тоже?
Грейс сделала знак рукой, и Рубен, хромая, вышел из переулка на свет.
Как и следовало ожидать, ее ирландский обожатель не пришел в восторг от такого поворота событий. Его краснощекая физиономия помрачнела, мохнатые брови сошлись на переносье. Он уже открыл было рот, чтобы отказать, но тут Грейс выложила свой козырный туз.
– Я дам вам три доллара, если вы нас довезете. Он, – добавила она, указав на Рубена небрежным кивком, – может ехать в телеге.
Неизвестно, что решило исход дела: обещанные три доллара или распределение посадочных мест, но угольщик согласился. Усилием воли Грейс заставила себя не подавать виду, как сильно она спешит и нервничает. Рубену понадобилась помощь, чтобы взобраться на телегу.
– Он перебрал, – пояснила Грейс, помогая ему перевалиться через борт и громким голосом заглушая его страдальческий стон, пока он, все еще сердитый и недовольный, устраивался на здоровом боку. – Прошлой ночью мы здорово гульнули у О'Мэлли. Знаете эту пивнушку на Монтгомери-стрит?
Ирландский акцент появился у нее как по волшебству. Она доверчиво протянула руку угольщику, и он подал ей свою черную лапищу, чтобы помочь взобраться на козлы.
– Нет, – ответил он, – такого места я не знаю. На Монтгомери-стрит, говорите?
– Во-во, отличная забегаловка, советую как-нибудь туда заглянуть. Скажите О'Мэлли, что вы от меня.
– А вас как звать?
– Меня? Шейла О'Райан. Рада с вами познакомиться. Они продолжали обмениваться любезностями до самой набережной.
Путешествие домой обернулось подлинным кошмаром. Как всегда, оклендский паром был переполнен;
Грейс пришлось заявить кондуктору, что Рубен страдает морской болезнью, чтобы добыть для него билет с плацкартой. Кондуктор поверил без труда: серое, покрытое испариной лицо Рубена говорило само за себя.
Разыгравшиеся волны залива сделали переправу особенно мучительной для него, однако он всю дорогу развлекал ее шутками и анекдотами. Грейс даже не знала, кого они должны были отвлечь – ее или его самого, но она была ему благодарна и по мере сил поддерживала разговор.
В Вальехо она оставила его на скамейке в зале ожидания на вокзале, а сама послала Генри телеграмму-"молнию": «Срочно встречай поезд 5.40 вечера в Санта-Розе. Возьми Ай-Ю с фургоном. Целую. Грейс».
В поезде было легче, чем на пароме, но Рубену стало хуже: он так ослабел, что перестал рассказывать анекдоты, и это испугало ее больше, чем все остальное. Его голова упала ей на плечо, и он затих.
Рубен очнулся от беспокойной дремоты примерно через час и растерянно огляделся по сторонам.
– Где мы?
– В поезде.
– Куда направляемся?
Грейс беспокойно посмотрела по сторонам: он уже дважды задавал ей этот вопрос.
– Мы едем ко мне домой. Рубен закрыл глаза.
– Дом, милый дом, – вздохнул он и снова заснул.
Ей хотелось осмотреть его рану, но они были зажаты на среднем сиденье в переполненном пассажирском вагоне, и у нее просто не хватило духу расстегивать ему штаны на глазах у дюжины попутчиков. С уверенностью можно было сказать одно: сквозь повязанный на талии сюртук еще не просочилось ни капли крови. Она сочла, что это добрый знак.
– Я умираю, – сообщил Рубен некоторое время спустя.
У нее вспотели ладони, а по коже доползли мурашки, но она овладела собой и ответила не допускающим возражений голосом:
– Я так не думают.
– Говорю тебе, я истеку кровью, трясясь в этом поезде. Грейс пощупала его лоб – сухой и горячий.
– Сиди тихо.
– Мне нужен врач.
– Ай-Ю лучше всякого врача. Это сообщение Рубен пропустил мимо ушей-Прошлой ночью, Гусси… Прошлой ночью… Она понятия не имела, что он скажет дальше и замерла в напряженном, боязливом ожидании. Он не смотрел на нее. Его губы задвигались, но слов так и не последовало.. Грейс не знала, радоваться ей или сожалеть.
После долгого молчания Рубен вдруг огорошил ее вопросом:
– Ты будешь по мне скучать, когда меня не будет, Грейси?
Глаза у него были закрыты, глядя на восковое, искаженное болью лицо, она не могла решить, шутит он или нет.
– Замолчи, Рубен. Ты не умираешь, и у меня не будет случая по тебе соскучиться. А теперь успокойся и постарайся уснуть.
Он испустил еще один судорожный вздох. Грейс дождалась, пока он не заснул, потом взяла его за руку и не выпускала ее из своей до самого дома.
Его разбудил пронзительный крик кондуктора, объявившего:
– Станция Санта-Роза!