– Давай сама, – снова предложил Рубен, и на этот раз Грейс не стала спорить: ей тоже хотелось покончить со всем поскорее.
– Представляешь, каково мне было, – признался он, не отрывая от нее глаз, – видеть тебя каждый день, смотреть, как ты ходишь, такая строгая и неприступная в своих красивых нарядах, и все это время знать, как ты выглядишь без них. Я уже начал с ума сходить.
Грейс, брыкаясь, освободилась от панталончиков и одновременно отшвырнула в сторону последний белый чулочек.
– Сам виноват, – бросила она в ответ. – Нечего было ревновать и дуться!
Господи, до чего же она была хороша!
– А ведь тебе это нравится, верно? Ты даже причмокиваешь, когда говоришь о моей ревности.
– Да, нравится! Просто обожаю говорить о твоей ревности! Мне не нравится другое: что-то уж больно много на тебе одежды.
Уже через полминуты он исправил этот недостаток. Они жадно поцеловались и покатились по траве, сплетясь беспорядочным клубком неизвестно чьих рук и ног. Когда клубок остановился, Грейс очутилась сверху. Она растянулась на нем, стараясь покрыть собой каждый дюйм, схватила его за запястья и завела руки ему за голову.
– Попался! – злорадно вскричала она. –Теперь не уйдешь – Сдаюсь на милость победителя. Что ты собираешься со мной делать?
– Нечто невообразимое. Для таких вещей даже нет названия.
Впрочем, она начала с довольно простого действия, для которого у него было название: с глубокого волнующего поцелуя. Она пустила в ход язык и зубы, заставив его извиваться под собой.
– Не двигаться! – грозно предупредила Грейс, выделывая всем телом сладострастные «восьмерки» у него на животе.
Потом она уперлась коленями в землю, выгнулась и предложила ему свои груди.
– Мне же запрещено двигаться! – напомнил Рубен.
– Ладно, сейчас можно, – великодушно кивнула она.
Подняв голову, он лизнул языком маленький розовый сосок и удовлетворенно улыбнулся, услыхав ответный стон. Она приподнялась, поймала царственный скипетр и начала сжимать его медленными, мучительно сладкими движениями, пока он ласкал губами ее грудь. Грубая, бурная, безудержная страсть клокотала у него внутри, ища выхода. Усилием воли он заставил себя обращаться с ней нежнее, иначе на коже могли остаться синяки. Пора было сменить игру, иначе они не продержались бы и двух минут.
Высвободив запястья из ее слабого захвата, Рубен обнял ее за талию и подтянул повыше.
– Я кое-что знаю, что тебе понравится, – сказал он, проводя руками по ее ляжкам с внутренней стороны до самого треугольника теплых и влажных кудряшек.
Ее напряженное, лишенное улыбки лицо полыхало страстью, зубы впились в нижнюю губу, пока он ласкал ее. Она что-то промычала в ответ, когда он спросил, нравится ли ей. Потом его пальцы скользнули внутрь – она запрокинула голову, из ее груди вырвался звериный вой. Ее простой и безыскусный, безудержно страстный отклик положил конец опасениям, мучившим его все это время, хотя он сам этого не сознавал: а вдруг без зелья, подмешанного Уингом, ей все это не понравится?
При одной мысли о Крестном Отце кровь у него закипела. Внезапный приступ гнева заставил его спросить:
– Ты действительно отдалась бы Уингу, если бы я не вытащил тебя оттуда?
Не успели эти слова сорваться с его губ, как Рубен пожалел о них. Грейс склонилась над ним, упираясь руками в землю, ее золотистые волосы упали ему на лицо.
– Может быть.
Она наклонилась еще ниже и прошептала, касаясь губами его губ:
– Но я бы сделала вид, что это ты.
Рубен засмеялся, обнял ее и снова перевернул на Спину. Она обхватила его ногами, и он вошел в нее. Это получилось плавно и легко, естественно, как дыхание.
– Я так и не успела тебя поблагодарить за то, что ты не посмеялся надо мной в ту ночь. Ты меня спас, Рубен. Что бы я без тебя делала?
– Ну, если ты действительно этого не знаешь;
Гусси, я тебе как-нибудь расскажу. Но только не сейчас.
– Нет, я серьезно. Ты меня спас.
– Я и сам получил удовольствие.
– Ты проявил доблесть.
– Ну еще бы! А теперь…
– Если бы не ты…
– Послушай, зискайт[52], мне неловко об этом напоминать, но мне бы хотелось, чтобы все получилось хорошо, а ты не даешь мне сосредоточиться.
Она улыбнулась, а он вплел пальцы ей в волосы и заставил замереть. Аромат свежесмятой травы смешивался с пьянившим его запахом солнца в волосах Грейс. Никто не умел целоваться, как она: самозабвенные, щедрые поцелуи доводили его до исступления, как электрические разряды, заставляя забывать обо всем, кроме нежного прикосновения и сладкого вкуса ее рта.
– А меня это ни капельки не тревожит, – возразила Грейс. – У нас все получится отлично! Видишь ли, я знаю, на чем был настроен твой чай сегодня утром.
Рубен растерянно заморгал.
– На китайских волчьих ягодах?
– И еще кое на чем, – усмехнулась Грейс, – но, ты мне не поверишь.
– Что там еще было?
– Вытяжка из вареных бычьих семенников. Ну что еще ему оставалось делать, как не рассмеяться?
– Ты права, я тебе не верю. Ты все это придумала.
– Ничего подобного! Ай-Ю уверяет, что это укрепляет мужскую силу. Генри клянется, что так оно и есть.
Нет, в это невозможно было поверить, конечно, это всего лишь плод его воображения, но… он явственно ощутил прилив сил, появившихся неизвестно откуда? Рубен использовал их по прямому назначению, и ему удалось целиком овладеть вниманием Грейс.
– Мне это нравится! – задыхаясь, воскликнула она куда-то в воздух над его плечом. – И не только это… Мне нравится все: мы с тобой… все… все…
– Мне тоже… Ты можешь помолчать?
– Ладно.
Но немного погодя она отвернула голову и произнесла трагическим шепотом:
– О Боже, Рубен, я не хочу влюбляться в тебя! Рубен с изумлением заметил слезу, сверкнувшую в уголке ее глаза.
– Это было бы слишком больно? Он губами осушил слезинку.
– Это было бы катастрофой. Уж лучше бы мне сразу наложить на себя руки. Он неуверенно рассмеялся.
– А что ты стал бы делать, если бы влюбился в меня?
Вопрос застал его врасплох; Рубен брякнул первое, что пришло в голову:
– Задал бы стрекача.
Грейс тихонько вздохнула, ее дыхание теплым ветерком обвеяло его лицо. Она поцеловала его так нежно, как никто никогда не целовал, и прошептала:
– Ну тогда я молю Бога, чтобы ты в меня не влюблялся. Никогда.
Рубену ужасно не нравился этот разговор: лучше было бы вовсе его не начинать. Он замер над ней, а потом усилил свой натиск. Биение их тел участилось. Грейс судорожно хваталась за траву по обе стороны от себя, извиваясь и издавая те же тихие, невыразимо волнующие стоны, что запомнились ему с прошлого раза. «Я могу заставить ее потерять голову», – торжествующе подумал Рубен, упиваясь иллюзией власти над ней.
Дыхание со свистом вырвалось у него сквозь зубы. Он замедлил свои движения, но его сила при этом утроилась.
– М-м-м… – тихонько простонала Грейс. Стремясь к еще более глубокому проникновению, он приподнял ее. Грейс вскрикнула, и Рубен замер. Но он ошибся: она кричала от восторга, а не от боли. Ей хотелось того же, чего и ему, и она дала ему это понять, но не словами, а нетерпеливым движением бедер, как будто пришпоривая его. Ее тело Превратилось в длинный раскачивающийся мост с опорой на пятки и затылок. Когда она кончила, ее сильные, ритмичные конвульсии сомкнулись вокруг него, медленно затихая.
В голове у него искрой промелькнула бессвязная мысль: все-таки женщина – замечательное существо. Прекраснейшее творение Господа. А уж эта женщина… Ей просто не было равных.
Больше он сдерживаться не мог и отдал ей всего себя в свободном, ничем не стесненном, поразительно естественном акте любви. Как и в первый раз, когда они были вместе, ему сразу захотелось все повторить. Она сама похожа на любовный эликсир Уинга, с нежностью подумал Рубен, опускаясь ей на грудь. Раз отведав Грейс, от нее невозможно было оторваться.