Он ей нравился, хотя она никак не ожидала, что ей может понравиться мужчина, не состоящий с ней в близком родстве, — и хотя некоторые его поступки ее смущали.
Как-то днем она подстрелила раля[4] в болоте у самой реки. Животное упало, но было еще живо. Оно пыталось встать и жалобно блеяло. Эйх Шовин спешился и перерезал ему горло. В тот момент, когда он вонзил нож, роль дернулся и повернул шею. Кровь оросила одежду Шовина, и он издал шипящий звук, указывающий на гнев или отвращение. Родя он прирезал, а потом снял тунику и утопил ее в яме с водой. И совсем нагой выпотрошил родя.
Она никогда еще не видела взрослого мужчину без одежды и ей стало не по себе. Тогда она занялась цинями. Ее Прямой Поступок был равнодушен к запаху крови, но Шовин ехал на молодом жеребце, которого она еще толком не объездила, и теперь он занервничал и мог убежать.
Когда Шовин кончил свежевать тушу, он вошел в воду, вымылся и выстирал тунику.
— Надень ее, — сказала Хрустальные Глаза, когда он вышел на берег.
— Мокрую? Нет.
— Мне это не нравится.
Он ответил не сразу, сосредоточенно выжимая тунику. Потом на момент поднял глаза.
— Мы здесь вдвоем, и проводим каждую ночь в одной постели без всякой одежды. Ты правда считаешь, что между нами нужны церемонии?
— Да.
— Ну, тогда поезжай вперед, — сказал Эйх Шовин. — И тебе придется захватить родя. Мой цинь постарается от него избавиться.
Она последовала его совету и поехала домой одна, растерянно вспоминая, как он выглядел: мех слипся и обрисовал его тело. Он был худым с крупными костями и длинными крепкими мышцами, узкий повсюду кроме плеч. Создан для быстроты, а не выносливости, подумала она. По-своему красивый, хотя и не женской ухоженной красотой.[5]
А вот целомудрия ему не хватает. Словно не замечал своей наготы. Может, он слишком много времени тратил на выполнение совокупительных контрактов. Привык быть с женщинами не-родственницами и заниматься с ними тем, что большинство мужчин проделывает раза два в жизни.
Вечером в круглой комнате она заговорила о его поведении.
— Если бы я не выстирал тунику сразу, кровь не смылась бы, а эта туника мне нравится. Она почти новая, и не знаю, заметила ли ты, но вышивка на плечах очень изысканна. Мне не следовало надевать ее на охоту. Но я никак не думал, что так перепачкаюсь.
— Ты и в битвах такой? — спросила она. — Брезгливый?
— Нет. Разумеется, нет. Просто я не люблю, когда портится что-то красивое — одежда, оружие. Но думаю об этом я только после. В сражении у меня только две мысли — остаться в живых и выполнять распоряжения моего брата.
Что-то в его голосе, когда он упомянул брата, ее задело.
— Он тебе нравится?
Эйх Шовин поднял глаза на нее. В комнате было темно — только на столе между ними мерцал фонарь, и его зрачки расширились в две широкие темные поперечные полосы.
— Манхата? Что за вопрос! — И, облизнув пальцы, он погасил фитиль.
Один из ее родичей вернулся с войны ломай, чтобы излечить раненую ногу. Теперь он уже начал ходить, хотя еще прихрамывал, и попросил Эйх Шовина заняться с ним воинскими упражнениями.
Женщинам смотреть на это возбранялось, однако Хрустальные Глаза тихонько забралась на крышу, откуда была видна тренировочная площадка. Они дрались на мечах — тяжелых, длинных, имеющих только одно назначение. Эйх Шовин работал мечом с умелой непринужденностью. Он, несомненно, превосходил ее двоюродного брата — и не только из-за его увечья. Он был очень быстр, как она и ожидала, и к тому же силен. Радостно смотреть, думала женщина, прижимаясь к черепице. Если у нее родится сын, быстрота и сила ему пригодятся, а если дочь, так, может быть, девочка унаследует выдержку Эйх Шовина. Если улыбнется удача, своих странностей он детям не передаст.
Настало время ее крови. И кровь пошла. Она не забеременела, и несколько ночей провела нес ним, как требовал обычай.
— Значит, мне предстоит провести тут еще сорок дней, — сказал Эйх Шовин. — Я не огорчен, хотя должен сказать, что твои родичи утомительны. Но ты мне нравишься, а мой род пока не законтрактировал меня в производители где-то еще. Как только ты забеременеешь, мне придется вернуться в армию.
— Война тебе не нравится.
— Слишком долго она длится. Вскоре начинает казаться, что все это уже случалось прежде. Существует ведь ровно столько-то способов убить или умереть. Даже моему брату не удалось найти много нового в этой области.
— Ты очень странный! — сказала Хрустальные Глаза. — Только бы это не перешло твоим детям.
— Никто еще моим родственницам не жаловался! — засмеялся он.
Разговор этот они вели над речным обрывом. Они часто завершали свои прогулки там, потому что Эйх Шовин разделял ее любовь к широкой речной долине. Листва обрела свои осенние краски, а река была темно-коричневой, точно старая бронза — везде, где не отражала небо и лес. Все словно бы менялось и перемещалось. Она посмотрела вокруг и подумала о том, что хорошо бы отправиться в путь, неведомо куда, точно увлекаемый течением ствол или птица, отдающаяся ветру.
Может, когда все это останется позади, и она забеременеет, то отправится погостить где-то. Несколько соседних родов были тесно связаны с Ахара. У нее были родственницы — женщины, зачатые мужчинами ее рода. У нее прежде даже была возлюбленная, женщина Шулновы. Они познакомились на празднике и ездили навещать друг друга, а потом война на время обрела опасный поворот, и они только обменивались вестями и подарками. Потом все оборвалось. Но можно съездить в Шулнову, навестить какую-нибудь четвероюродную сестру. И, может, она случайно встретит свою былую возлюбленную. Разве удалось бы избежать этого в таком маленьком городке?
Эйх Шовин провел ладонью по ее меху на плече.
— Я бы совокупился прямо сейчас.
— Здесь? На солнечном свету?
— Совокупляясь в темноте, мы ничего не достигли.
Кровь у нее остановилась накануне, так что совокупление было возможно, но все равно ей чудилось в этом что-то дурное. Она попыталась припомнить какую-нибудь заповедь, запрещающую совокупляться под открытым небом или пока солнце не зашло. И ничего не вспомнила, а у них с ее возлюбленной бывало и такое. Но то на празднике и с женщиной! А совокупление ради продолжения рода, конечно же, не должно быть таким причудливым.
Он нагнулся, поцеловал кончик ее уха, потом пощекотал языком внутри него.
И они совокупились у речного обрыва на засохшем лугу. Вверху парили хищные птицы. В какой-то момент в самом начале она взглянула в небо и увидела, как они поднимаются широкими кругами. А потом все куда-то исчезло. Солнечный мир вокруг словно потемнел и замкнулся в себе, а она осознавала только свое тело и тело Эйх Шовина.
А потом они лежали рядом и слушали песенки жучков. Птицы уже улетели. Наконец Эйх Шовин зевнул, при поднялся и сел.
— Вот этого я еще никогда не делала. — Он весело ей улыбнулся. — Во всяком случае, совокупление, по-моему предлагает больше разнообразия, чем война.
4
Четвероногое травоядное, обитающее в болотах. Туловище, как у небольшой антилопы или оленя, но ноги трехпалые. Голова непомерно велика и сходна с головой бородавочника, несколько облагороженной. У самцов есть клыки, у обоих полов — маленькие свиные глазки и большие подвижные уши с бледно-желтыми и светло-зелеными полосками внутри. Спины тускло-красные, почти как болотная растительность. Крупы желтые, но вокруг анального отверстия нет шерсти, и кожа там ярко-розовая.
5
Описанное здесь телосложение нетипично для хварских мужчин, обычно плотных с почти цилиндрическими торсами; автор рисует нам героя повести, чья внешность странновата и несколько схожа с внешностью землян.