- Небось, специально сегодня поставила, - покачал он головой, останавливаясь на светофоре у перекрестка.
Лора выпрямилась, сцепив онемевшие пальцы в замок и вытянув их вперед, отчего хруст костей заставил Алана вздрогнуть.
- Доверяй, но предохраняйся.
Оставшуюся дорогу они ехали молча. Наслаждались ночными красотами и кружевным полумесяцем, взошедшим на трон и отсчитывающим часы своего сокрушающего царствования, когда миры смешиваются в темных палитрах запретных чувств и желаний, когда мечты словно песнь смертельно прекрасных сирен тянут за собой в другой мир - с правом на ошибку, шансом исправления и заменой составляющих, где, знаешь же, ждет тебя погибель на пике сладкой радости. Где единороги проткнут острыми рогами твой заносчивый зад, а шипы багровых роз больно ранят марципановое сердце. Звезды были так красивые и благосклонны к ним, сияя в зените своего величественного созвездия, помогая уверовать в мудрых хозяев спокойного сна простых грешных, таких отчаявшихся на покой. Может из-за страсти к искусству, а может из-за злобы на несправедливость к ее душе, что ценила лишь прекрасное и простодушное - что нынче не славится благоразумием, Лора так нуждалась в тихой томной ночи, которая делало ее невероятно близкой к космосу. Ведь на какой-то чарующий миг, подняв глаза на небосвод, дрожь бежала по девичьему стану, горло сдавливало то ли в нервном всхлипе, то ли в томном стоне, и она была там, куда уносилась в детских грезах. И каждый раз ей не хотелось возвращаться.
А сейчас она, словно, приблизилась к всему неизведанному и дурному так близко, что на мгновенье побоялась обжечься. Но когда взгляд карих глаз замер на ее ней, призывая каждую женственную черточку такого юного личика, внимая к ее приоткрытым манящим губам, как спелая клубника мерцающим в любовном свете луны. Дрожа, ее рука дернулась вперед и, будто уставши, прижалась к твердой мужской груди, где колибри безумствовала в венной клетке соцветий. То бы прекрасный страх, нежнейший риск, когда сама природа вокруг - шуршащие листья под ногами, перешёптывающиеся травинки и ветви статных деревьев, хихиканье всех космических тел над невинностью и робостью их душ - подтолкнула их, а губы наконец слились в страстном согрешении.
Наконец.
Алан обнял девушку, дрогнувшую от его ласк и продрогнувшую от осеннего не шуточного ветра, намертво прижал за талию в своих цепких объятьях. Пятерней разглаживая гусиную кожу поясницы, безнадежно покрывшейся пупырышками, как и все ее тело. Но Лоре было хорошо. Обнимая маленькими ручками нежившееся как в кашемире лицо Льюиса, она припеклась к нему с толикой отчаяния и вселенского позыва. Их губы двигались так искусно, что обидно - ничей людской глаз, проскудившийся дремучей жизнь, не сумеет вдохнуть их нежности, раз сами веки безнаказанно влюбленных были закрыты от собственного наслаждения, смешавшимся в отдаче и животном инстинкте. Лоре нравилось целовать Алана, и это было как получить самый желанный подарок на Рождество, как действительно сказочный первый поцелуй. Ей никогда уже не забыть какими мягкими на ощупь были его черные шелковистые волосы, скользящие сквозь ее пальцы, какими крепкими и надежными были его объятья, как красиво он ее целовал. Первые никогда не забываются, а с особенными и другие вспоминать не захочется.
И пусть их терзающая итальянская фиеста была подобна открывшемуся второму дыханию, будем верны истории человеческого биологического строения и физиологических способностей - настоящий озоновый кислород кончался в легких. Алан уткнулся лбом между ее шеей и плечом, невесомо порхая губами над гладкой кожей, еще хранившей дрожь от его неутолимости. Не поборов искушение, он оставлял влажные щекотящие поцелуи на обнаженный участках плеча. Лора подавляюще прикусила нижнюю губу, и цвет помады смешался с красными каплями крови. Соблазн вырвавшегося стона был слишком эмоционально силен для нее, и она, обезоруживая его любовнические пытки, обняла его за шею обеими руками.
- Мне пора, - прошептала она тихо, отдавая последние силы и нотки самообладания на выравнивание дыхание, чей шквал преодолел отместку допустимого накала, подбираясь к бесповоротной отметке «ой, все, пропала ты, девочка».
Льюис вернул ее потемневший сапфировый взгляд к себе и сокрушительно улыбнулся. Он действительно не мог больше задерживать ее. Достаточно собственничества для одного вечера.
- Ну же, обезьянка, я ведь могу и не поверить в твою разумность, - ухмыльнулся он.
Девушка продолжала внимать в свое сознание его четкий профиль на фоне звездного неба и дурманящую смесь сандала и апельсина. А щеки пылали самым жгучим оттенком красного, пока все тело как накаленный нейрон в перезарядке пыталось спустить безумную плоть с небес на землю.