Бесс знала, чего ей хочется. Девушке хотелось немедленно пойти в спальню Алекса и броситься в его объятия, даже если, черт возьми, их застанут вместе. Однако гораздо благоразумней будет выпить свой сидр, сполоснуть пылающее лицо, отдохнуть немного и вернуться домой, даже не дав Алексу знать, что она здесь.
Ведь он совершенно ясно дал понять, что хочет воздержаться от свиданий с ней до тех пор, пока не расскажет обо всем Заку. Она полагала, что это решение вызвано желанием восстановить честные, доверительные отношения, поскольку, как она понимала, Алекс чувствовал себя обманщиком. Возможно также, что, отказывая себе и ей в свиданиях, он накладывал на них обоих своего рода наказание и это позволяло ему чувствовать себя лучше.
– Но мне-то это все равно, – пробормотала Бесс. – Зря ты не хочешь уступить своим желаниям, ведь ты делаешь только хуже, Алекс. Я эгоистична и вовсе не раскаиваюсь в том, что было. – Она подняла голову, и ее взгляд остановился на пухлом купидоне, вышитом на каминном экране. Бесс никогда раньше не обращала особого внимания на это игриво вышитое изображение шаловливого купидончика, парившего посреди райского сада с луком и стрелой в руках. Но сегодня вдруг вышивка бросилась ей в глаза, как бы говоря о том, что любовь так же фантастична, как Эрот, и приходит к людям так же случайно, как летящая неизвестно куда стрела, бесцельно пущенная в воздух божеством любви.
Бесс приняла решение. Она встала, ее сердце было полно решимости. Им с Алексом суждено прожить жизнь вместе, и их стремление друг к другу естественно и невинно, как стремление ребенка пососать материнскую грудь. Чтобы не потерять эту только что обретенную смелость, Бесс взглянула на себя в зеркало и увидела в нем женщину с сумасшедшими глазами, горящими щеками и совершенно растрепанными волосами. Но у нее не хватило терпения на то, чтобы привести себя в порядок, ведь каждая секунда, которую она проведет за туалетом, отдаляла бы ее встречу с любимым.
Бесс тихонько приоткрыла дверь и осмотрела коридор, ища какие-нибудь признаки жизни. В душном воздухе коридора не было слышно ни отдаленных разговоров, ни шагов, вообще ни одного звука. Она осторожно проскользнула в дверь и бесшумно закрыла ее за собой, опустив задвижку с предусмотрительностью опытного грабителя, на цыпочках прошла по коридору и свернула за угол.
Боже мой, если ее кто-нибудь увидит, то невозможно будет объяснить, почему она здесь находится, в этой части дома не было ни одной общей комнаты. Дойдя до нужной ей двери, она протянула руку, чтобы открыть ее, но замешкалась. Как он себя поведет? Сердце ее стучало, как ливень по крыше, яростно и громко. Идти или нет? Бесс боялась сделать шаг. А что, если в комнате находится Шедоу? Он может залаять. Тут она вспомнила, что видела его в конюшне спящим на сене.
Бесс повернула ручку медленно, медленно… беззвучно, благо Стиббс всегда следил за тем, чтобы все ручки и петли были смазаны. Чем дольше она открывала дверь, тем большая часть комнаты открывалась ее взору. Она увидела плотные фиолетовые шторы, широко раздвинутые, чтобы дать возможность проникнуть через окно хоть какому-то дуновению воздуха, потом гигантскую кровать, установленную на помосте и застеленную сиреневым шелковым покрывалом, и, наконец, камин из черного мрамора – сравнительно недавнее нововведение в этом построенном во времена Тюдоров доме. А возле камина на покрытом кафелем полу стояла медная ванна, в которой сидел… Алекс.
Он был по шею в воде, над пенистой поверхностью которой двумя гладкими островками возвышались его колени. Глаза Алекса были прикрыты мокрыми черными ресницами.
Очевидно, он услышал шорох ее домашних туфель по деревянному полу и почувствовал слабый сквознячок, вызванный бесшумно закрывшейся дверью, потому что, хотя его глаза оставались по-прежнему закрытыми, на его спокойном лице появилось недовольное выражение.
– Парень, тебе же сказали, что воды мне хватит и что я вполне способен помыться сам. Мне не нужны няньки. Спасибо за твою неутомимую заботу, но оставь меня, пожалуйста, одного.
Голос звучал властно и немного раздраженно. Может быть, он тоже переживает, а чувства его обострены и возбуждены? Будет ли он так же рад увидеть сейчас ее, как и она его? Один звук голоса Алекса вызвал у нее дрожь и ускорил бег крови.
– Дадли, это ты? Да говори же! Черт побери, мне это уже надоело.
Алекс откинул со лба мокрые волосы. Без всякого сомнения, он собирался испепелить взглядом того болвана, который так настойчиво мешает ему принять ванну. Но, увидев в своей спальне Бесс, он растерялся. Ухватившись голой и мокрой рукой за край ванны, он сел прямо. Грудь его показалась над водой, мыльная пена, сползая по скульптурно очерченным плечам, блестела между темными кругами сосков и застревала пузырьками в тех местах, где черные, намокшие волосы росли всего гуще.
Бесс молча стояла, прислонясь спиной к двери, сцепив руки за спиной. Лиф травянисто-зеленого платья плотно обтягивал ее поднимающуюся от частого и глубокого дыхания грудь. Встретившись с Алексом взглядом, она почувствовала, как чистая, словно родниковая вода, радость затопила ее сердце.
– Бог мой, Бесс, что ты здесь делаешь? – Алекс не мог прийти в себя от удивления, и Бесс засмеялась, заметив его почти детскую растерянность.
Она смотрела на него завороженным взглядом, но ей хотелось большего, хотелось коснуться его. Бесс сделала шаг вперед и торопливо сказала, поправляя волосы:
– В доме никого нет, Алекс. Зак уехал. Дадли и Сэдди тоже ушли. Даже Стиббс дремлет в винном погребе. – Она закрыла рот ладошкой. – О Боже, я же не должна была об этом рассказывать…
Алекс громко рассмеялся, но тут же смущенно замолчал, как будто сам не ожидал или посчитал смех неподобающей реакцией в данной ситуации.
– О чем ты мне рассказала, моя Бесс? О том, что старый пень валяется в погребе? Пьяный, наверное. Но Бога ради, Бесс, что делаешь тут ты?
Бесс сделала еще один шаг вперед, по-прежнему скромно держа руки позади себя, но ее мыслями и поступками двигала отнюдь не скромность.
– Я же говорю тебе, Алекс: в доме никого нет. Служанка сказала мне, что Зак уехал, и объяснила, где все остальные. Мы… мы совершенно одни, понимаешь, если не считать нескольких полусонных слуг. – Она шагнула еще ближе.
– Так Зак уехал? – Алекс нахмурился. – Полагаю, что он поехал в… – Он резко оборвал фразу и отвел взгляд, потом снова поднял глаза на Бесс. – Полагаю, что он поехал в город. Я хотел после ужина рассказать ему о нас.
– Может быть, он собирается вернуться только к ужину? – предположила Бесс, безразлично пожав плечами и не отрывая от Алекса страстного взгляда. – Но ведь до ужина еще несколько часов.
Алекс снова рассмеялся, но на этот раз в воздухе между ними возникло очевидное напряжение – дразнящее и искушающее. Бесс с удовольствием вдыхала запах его мыла, который напоминал ей о заросших папоротником долинах и пряных садовых растениях. Она захотела коснуться губами спускающихся на мокрый лоб темных колечек мокрых и блестящих от воды волос.
Алекс вздохнул.
– Бесс, мне это не кажется умным. Нас могут застать. И что хуже всего, это ведь дом Зака. Я чувствовал бы себя совершеннейшим негодяем, если бы занялся с тобой любовью под его собственной крышей.
Бесс почувствовала, что сквозь туман страсти в ней начинают просыпаться гнев и злость.
– Алекс, разве ты стыдишься наших отношений? – требовательно спросила она. – Если мы любя познали друг друга, то в этом нет ничего постыдного. Разве для тебя будет лучше, благороднее, если я выйду замуж за Зака? Тогда винить себя будет не в чем и нас ждут долгие годы одиночества и поздних сожалений, во всяком случае, для меня.
– Ах, Бесс, не мучай меня! – Глаза Алекса потемнели от тоски. Опершись руками о края ванны, он попытался было встать, но внезапно остановился с несколько глупым видом.