– Горничная сказала, что чай будет через минуту, – повернулась к нам Нэнси.
– О, спасибо! – ответил я. – Миссис Дженкинс, это Белинда.
Амелия пожала безвольную кукольную руку.
– А вот и чай, – объявила Нэнси и склонила голову набок. – Вам с сахаром?
– Девять кусочков, пожалуйста, – попросил я.
– Спасибо, мне не нужно, – отказалась Амелия. – Благодарю вас, дорогая миссис Джоунс. Ах, какой вкусный чай! Где вы такой берете?
– В бакалее. Не могли бы вы вернуть мне вашу чашку?
И тут случилось нечто ужасное: растеряв свое обычное хладнокровие и позабыв про манеры, я проглотил чашку. Непростительное нарушение этикета! В высших кругах так не поступают.
– Покорнейше прошу меня простить, – сказал я, – но я проглотил чашку.
– Ах… – только и вымолвила Нэнси. Неожиданный поворот событий.
– Не представляю, как так вышло, – стал извиняться я. – Со мной прежде никогда такого не случалось.
– Боюсь, миссис Джоунс, он не привык к маленьким чашкам, – заступилась за меня Амелия. – Он предпочитает большие деревянные кружки.
– Но не глотать, – поспешил добавить я. – Дорогая миссис Джоунс, вы простите меня?
Нэнси овладела собой.
– До свидания, миссис Дженкинс, – сказала она. – Надеюсь, вы хорошо провели время. Я попрошу горничную все убрать.
Она снова зашептала, отвернувшись от нас.
Мистер и миссис Дженкинс ушли, но Амелия и Тедди остались – готовые к любой новой игре.
Я попытался уговорить Нэнси нанести нам ответный визит. Она восприняла это без воодушевления.
– Не могу. У меня простуда.
– Это не важно!
– Но у меня две простуды, – не сдавалась она.
– Правда?
– И… и… чих.
Когда мы прощались, кое-что произошло. Вот как это было.
– До свидания, милая Нэнси, – сказал я.
– До свидания, дядя, – небрежно бросила она.
– До свидания, Нэнси, – сказала Амелия.
– До свидания, дорогая! – отозвалась Нэнси.
Меня охватила ревность. Это моя кузина! Не допущу, чтобы Амелия встала между нами. Я наклонился, чтобы поцеловать Нэнси.
Амелия, увидев это, наклонилась с другой стороны…
Нэнси не любит, когда ее целуют. Она сползла с подушки. Впрочем, мне это не помешало…
– Прошу прощения, – выдавил я, осознавая, что сделал.
Амелия выпрямилась, пылая от гнева.
– Какая нелепая ошибка, – продолжил я. – Нэнси… Нэнси, милая моя, мы ведь нисколько не сожалеем, не правда ли?
– Надеюсь, вы хорошо провели время, – улыбнулась Нэнси.
– Чудесно! – подтвердил я.
Глава XIV
Откровения
В ожидании поезда на Кью мы с Амелией коротали время у книжного киоска. Амелия приобрела женский журнал (тот, который «для девиц и замужних дам»). Замечено: покупка такого рода немедленно дает вам право перерыть весь лоток. Мы вместе глянули на «Скетч», потом, пока Амелия листала «Справочник по этикету», я заприметил серию «Как писать письма» (Ну, вы знаете, такие синие книжечки по шесть пенсов каждая.)
– Суп ножом не едят, – вдруг сказала Амелия. – В Англии так не принято.
– Не в этом сезоне.
– Его нужно есть ложкой, взяв почти посередине, ближе к концу.
– Концу чего?
– Ложки, разумеется.
– А, то есть не за саму рукоятку. Ну, я так и делаю. Циркулем отмериваю. «Мадам! Прошу великодушно простить, что, не будучи представлен, пишу вам. С тех самых пор, как однажды в церкви я сел позади вас, я вас боготворю. Я держу мясную лавку и неоднократно имел удовольствие обслуживать вас у себя в магазине. Я могу представить вам доказательства своей честности и воздержанности, а также готов написать вашему отцу, если вы того пожелаете». На подобное отвечайте неблагосклонно: «Сэр!..»
– Вы что, хотите сделать предложение, Тедди?
– Да, подумываю об этом. О, взгляните – альбом откровений! Давайте его купим…
Позже, у Амелии в гостиной, мы вместе стали его изучать.
На первой странице надлежало написать имя владельца, каковым, разумеется, являлась Амелия.
– Я заполню за вас, – предложил я.
Имя, возраст и прочие детали не заняли много времени. Дальше начиналось самое интересное.
– «Ваш герой в жизни?» – зачитал я.
– Ах, это просто. Тедди…
– Пощадите мою скромность. Кроме того, что скажет ваша матушка? Я, конечно, понимаю вас, и это очень мило с вашей стороны, но…
– Я хотела сказать «Тедди Рузвельт».
Но я отомстил.
– Кто это? – небрежно обронил я. – Американец?
Ярость Амелии была подавлена не без труда и двух подушек.