Пока он рассказывал, лицо усатого начальника становилось все более сурово-непроницаемым, а глаза при этом удивленно округлялись. И Фабио, глядя на его физиономию и на перепуганно-ошарашенные лица остальных охранников, с огромным усилием удерживался от того чтобы повернуть голову в сторону лежащего на траве тела. Взглянуть и удостовериться насчет своих подозрений. Ему хотелось окончательно убедиться, но он заставлял себя не смотреть, уже почти наверняка зная, что он там увидит.
— Он не мог понять, что я его почуял — так что, вероятно, до сих пор находится здесь, — закончил Фабио свой обстоятельный рассказ, и начальник охраны, лишь молча коротко кивнув, немедленно принялся раздавать указания подчиненным, прикрикивая на них, чтобы пошевеливались.
А Фабио теперь, когда он покончил с делом, ничто не могло удержать от того, чтобы медленно развернуться и посмотреть. "Это точно Теодоро?.." — растерянно подумал он в первый момент. Убитый был раздет до пояса, правая рука вывернулась под немыслимым для живого человека углом, а левая была закинута за голову, тело в свете фонаря можно было хорошо разглядеть, но Фабио не смог сразу узнать лица: все его целиком — лоб, щеки, подбородок, покрывали мелкие закорючки и линии. В полутьме они казались похожими на неаккуратно, с потеками нарисованный черной тушью причудливый узор. Только это была вовсе не тушь.
Фабио тогда ощутил, как на язык что-то давит и кружится голова, и поспешил отвернуться, а вот Лоренцо сегодня так поступить не мог. Он осматривал тело внимательно, и это было тело Чезаре. Чезаре. Представить себе друга с такой же жуткой росписью на лице Фабио по-прежнему не мог. Протяжно вздохнув, он сочувственно посмотрел на Лоренцо и молча в третий раз наполнил его бокал. Бутылка почти опустела, осталось только несколько глотков на самом донышке. Надо велеть принести еще, желательно Дамиане, чтобы не нарваться на расспросы Эстель. Фабио, разумеется, собирался ей все рассказать, но лучше завтра. Он еще раз смерил Лоренцо тяжелым и печальным взглядом и решительно сказал:
— Останешься сегодня у меня. Пациенты подождут до завтра, если они у тебя есть. Вообще все подождет до завтра. Чезаре заслужил, чтобы мы посвятили этот вечер исключительно ему.
— Боюсь, я бы и не смог сейчас кого-то лечить. И ты прав. Хотя бы это Чезаре заслужил, — тяжело ответил Лоренцо.
"Да уж, хотя бы это… Такого шума, как вокруг смерти Теодоро на балу у барона делла Гросси, не будет… Ни ажиотажа, ни обморочных барышень, — со странным, не пойми откуда взявшимся раздражением подумал Фабио. — Был Чезаре — и нет Чезаре. И все. Только дружеская поминальная попойка на двоих".
Впрочем, когда день спустя Фабио, не в силах больше сидеть дома, появился на службе, там вовсю обсуждали смерть маркиза делла Веккьони, и весьма взволнованно. Многие вполне искренне горевали, а женщины даже плакали: Чезаре действительно любили и ценили — в конце концов, было за что. Но долгая скорбь, все же, удел исключительно близких. И еще пару дней спустя разговоры пошли о совсем ином событии, значительно более радостном, нежели очередная смерть от рук загадочного убийцы.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О ежегодном маскараде в Вентимилье Дамиана, разумеется, слышала: чтобы о нем не слышать, нужно было уродиться глухим. Когда и как в столице Тревизского герцогства завелась эта поражающая воображение традиция, существовало аж несколько легенд — от самых романтических до откровенно жутковатых, связывающих историю маскарада с эпидемией бурой горячки, выкосившей добрую четверть населения Тревизо в те давние времена, когда целители еще не умели с ней бороться. Якобы тогдашний герцог, будучи натурой чувствительной, не вынес всеобщего страха и угнетенности, нависших над городом, в котором смерть каждый день собирала жатву — и издал указ, повелевший всем веселиться до упаду за казенный счет, дабы "люди умирали счастливыми". А кроме того, запретил выходить на улицы города без масок, чтобы никто не мог отличить здоровых от больных, у которых уже проступили на лице бурые точки, первая "весточка" страшного заболевания.