В то утро, войдя в класс и увидав обращенные ко мне невинные детские лица, я сильнее, чем обычно, ощутила себя обманщицей. В своих белоснежных накрахмаленных фартуках девочки казались сонмом маленьких ангелов. Что бы они сказали, увидав, как их наставница извивается в грубых руках насильника, с содроганием подумала я.
По обыкновению, перед началом занятий ученицы прикрепили к спинам специальные доски с кожаными петлями для рук — приспособление, весьма полезное для формирования хорошей осанки. Поначалу девочки жаловались, что доски стесняют их движения, доставляя им пропасть неудобств. Стремясь пресечь поток жалоб, я заверила своих воспитанниц, что собственной великолепной осанкой я обязана именно этому приспособлению. После этого девочки, по крайней мере те из них, кто, несмотря на юный возраст, сумел понять, что прямая спина и гордая посадка головы являются важнейшими признаками истиной леди, стоически смирились со всеми неприятными ощущениями, причиняемыми доской. Впрочем, некоторые ученицы по-прежнему продолжают видеть в этой упряжи своего злейшего врага.
— Бороться с доской не имеет никакого смысла, юные леди, ибо доска все равно победит, — с улыбкой изрекла я в начале урока. — Ваша тетушка Мина знавала девочку, которая могла расколоть доску, пошевелив плечами. Только вряд ли это упражнение пошло на пользу ее фигуре.
В ответ на мои слова девочки весело захихикали, за исключением нескольких маленьких упрямиц, которые продолжали недовольно морщиться.
— Разве человек может привыкнуть к лошадиной сбруе, тетушка Мина? — с вызовом взглянув на меня, спросила двенадцатилетняя егоза.
Я не ответила, и плутовка наверняка решила, что одержала надо мной победу. Однако причина моего молчания крылась отнюдь не в отсутствии находчивости. Взглянув в ее насмешливое личико, я увидела в нем собственное отражение. Вот я впервые вошла в класс, и директриса помогает мне продеть руки в кожаные петли. Чувство смущения и неловкости, пережитое тогда, вновь ожило в моей душе. Доска оттягивала мои плечи назад, и я казалась себе самой диким жеребенком, на которого впервые надели сбрую. Своенравное необузданное создание, притаившееся внутри меня, властно требовало, чтобы я избавилась от проклятой доски. Я уже намеревалась с разбегу ударить доской об стену и разбить ее, как вдруг увидела мужчину, стоявшего в дальнем конце классной комнаты.
Человек этот был высок и хорош собой, длинные волосы по французской моде падали на плечи. Костюм его служил образцом безупречного вкуса, а в руках он держал трость с набалдашником в виде головы дракона. Я сразу почувствовала, что знаю этого человека давно, почувствовала, что счастлива его видеть. Он улыбнулся мне, а потом слегка погрозил, подняв тонкий изящный палец. Бунтарские мои намерения моментально улетучились. Ради счастья поговорить со своим неведомым посетителем после уроков я готова была повиноваться директрисе беспрекословно.
— Будь хорошей девочкой, — прочла я по его губам, свежим и неестественно красным.
Никто, кроме меня, не замечал присутствия постороннего джентльмена. Весьма довольная этим обстоятельством, я неловко повела плечами, пытаясь приспособиться к доске, и вместе с другими девочками принялась расхаживать по комнате. Я старалась двигаться как можно грациознее — пусть мой гость увидит, что я тоже умею держаться, как подобает молодой леди. Но когда, желая удостовериться в произведенном впечатлении, я взглянула в его сторону, выяснилось, что он исчез.
Воспоминание, долгие годы дремавшее в дальних закутках моей памяти, внезапно ожило с новой силой. Неужели минувшей ночью меня спас тот самый человек? А может, мой спаситель, равно как и мой давний гость, — не более чем порождения моей прихотливой фантазии? Или же странные видения, омрачавшие мое детство, ожили вновь, дабы подчинить меня своей власти? Нет, этого я не могу допустить, в особенности сейчас, когда я стою на пороге новой жизни, счастливой супружеской жизни с Джонатаном Харкером.