— Хочу посмотреть на ту, из-за которой мы все это затеяли.
Он спрятал глаза под длинными черными ресницами и пошарил в столе. Потом молча протянул ей серебряную шкатулку с золотым замочком.
Бел достала оттуда медальон с изображением молодой девушки с фарфоровой кожей. Она рассматривала портрет, грустя о том, что из мира ушла такая красота.
— Это леди Колдфелл вам подарила?
— Да. — Он забрал у нее шкатулку и снова запер ее. Его мужественное лицо побледнело. — Это автопортрет. Она была весьма одаренной художницей.
Бел примостилась на краешке стола и с интересом слушала его.
— Она догадывалась, что вы ее любите?
— Не знаю.
— Вы никогда не объяснялись ей?
— Конечно, нет.
— Как грустно.
Он пожал плечами. Вид у него был несколько виноватый — ведь он принял в подарок портрет замужней дамы.
— Что в ней пленило вас? — тихо спросила Бел, внимательно следя за выражением его лица.
Он помолчал, не выпуская из рук шкатулку и избегая взгляда Бел.
— Простота. Мягкость. Ах, я не знаю. Понимаете, это была всего лишь мечта. Я любил ее платонически. Я слишком многое переживаю внутри себя, это моя проблема. Внешне же… Ну ведь ничего не случилось. Совсем ничего.
— Вы жалеете?
— Что было бы хорошего для меня, если бы я стал ее домогаться? Я обесчестил бы нас обоих и причинил боль другу.
Грусть, появившаяся в его выразительных глазах, вызвала у нее угрызения совести, и она погладила его по черным шелковистым волосам, чтобы хоть немного утешить.
Он не отшатнулся от ее руки, но все еще не смотрел на нее.
Она тоскливо вздохнула:
— Рыцарская любовь. Я думаю, Роберт, это прекрасно, пусть даже это была только мечта.
— Лучше мечта, чем ничего.
Она отдернула руку, сочтя за благо удалиться, пока инициатива оставалась за ней. Пряча ласковую, почти нежную улыбку, она отошла от стола.
— Желаю вам доброй ночи, ваша светлость.
Он автоматически встал и поклонился, как и положено джентльмену, заложив руки за спину; он снова стал чопорным и неприступным. Кивнув, она направилась к двери.
— Подумайте, какой экипаж вам хотелось бы иметь, — приказал он повелительным тоном. — Завтра я повезу вас в «Таттерсолз».
Бел удивленно обернулась. В ее сознание медленно пробиралось понимание того, что она здесь в безопасности и под его защитой. Она почувствовала это. Хотя Хоуксклиф и флиртовал с ней немножко, он вовсе не собирался нарушать свое слово и ухаживать за ней.
Удивление от этого открытия вызвало радостную волну облегчения… и сожаления. Этот человек не намерен причинять ей зло, а она играла им, заставила его воскресить мучительные воспоминания только для того, чтобы удержать его подальше от себя.
— Мне жаль, что я заговорила о леди Колдфелл, — с трудом выдавила она, но признаться, что это был намеренный ход, не смогла. Ей не хотелось, чтобы он считал ее трусихой — так же как и шлюхой.
— Ничего страшного, — устало ответил он.
У нее перехватило дыхание, когда она посмотрела на его склоненную голову. Он страдает от одиночества, вдруг поняла она и поклялась себе сделать его жизнь счастливой и приятной. Он послан ей свыше, и она сумеет ему помочь. Он похож на нее, хотя и не подозревает об этом: они оба попали в западню, и эта западня находится внутри их.
— Спокойной ночи, мисс Гамильтон.
— Ваша светлость. — Она быстро присела в реверансе в знак истинного уважения, что он не вполне оценил, и, выскользнув из библиотеки, пошла по коридору к лестнице. В душе ее царило смятение.
Опасаясь, что потеряется в этом доме, она первым делом запомнила дорогу до своей комнаты. Найт-Хаус — это дом, выстроенный для того, чтобы потрясать тех, кто приходит сюда. Каждый вид, открывающийся из мраморных коридоров, заявлял о необычайном богатстве и древности аристократического рода хозяина. Все было чопорно, все было совершенно. Дом вызывал мрачные ощущения и больше походил на огромный мавзолей — как если бы Роберт похоронил себя здесь вместе с леди Колдфелл.
Поднявшись наверх, она взяла канделябр, укрепленный на стене, и пошла по длинному темному коридору, пока не добралась до уютных апартаментов, предоставленных ей хозяином.
Пламя свечей отбрасывало блики на затейливый лепной потолок и стены, затянутые бледным шелком. Она поставила канделябр на туалетный столик и забралась на большую кровать с балдахином из роскошного Дамаска. Она никогда не жила в таких великолепных дворцах и вряд ли будет жить в них в будущем, когда все это закончится. Найт-Хаус, его прислуга и хозяин все еще пугали ее, но теперь, стоило ей поверить, что благодаря покровительству герцога Хоуксклифа ей ничто не угрожает, странность ее нового положения не казалась уже такой пугающей, как прежде.
Может, все будет хорошо, думала она, и напряжение, в котором она находилась уже долгое время, постепенно ослабевало, а потом, впервые за много недель, она уснула и спала без мрачных, жутких сновидений.
Хоук обнаружил, что с появлением в его жизни мисс Белинды Гамильтон жизнь эта совершенно изменилась. Белинда все время держала его в состоянии восторженного смятения. На другое утро она встала в веселом настроении и села за стол рядом с ним в бледно-голубой Утренней столовой. Сквозь высокие сводчатые окна струился чистый свет утра, вплетаясь в ее волосы и зажигая розовые отблески на ее коже цвета сливок.
Когда Уолш, дворецкий, вкатил на тележке завтрак, она повернулась и с любопытством посмотрела на него, а Хоук опустил «Тайме», чтобы украдкой рассмотреть ее. Трепет ее ресниц, классический профиль почему-то заставили его сердце биться сильнее.