— О Боже, Роберт! — только и смогла она прошептать. Он присел на край кровати и, наклонившись, нежно поцеловал ее в губы. Она ощущала борьбу, терзающую его сильное тело, — он старался сдержать свое неистовое желание.
— Боже, что же мы делаем? — простонал он.
— Не знаю.
Она обвила его руками.
Он тихо выговорил ее имя и наклонился, чтобы поцеловать в шею.
— Вы знали, что это случится, не так ли? Вы знали, что я не устою? Что вам нужно только выждать?
Она провела пальцами по его волосам.
— Это ведь хорошо, Роберт? Вы счастливы?
— Настолько, что мне становится страшно. — Ресницы его взметнулись, и он посмотрел ей в глаза. — Я так долго был один, но теперь, когда я с вами, ах, когда я с вами, Бел, земля поет, звезды танцуют и я не кляну себя за то, что я такой скучный.
Удивившись, она взяла в ладони любимое лицо и улыбнулась; в глазах ее блестели слезы.
— Роберт, мне никогда не бывает с вами скучно. Сколько же я должна повторять вам это?
Он отстранился с легкой печальной улыбкой, и темные глаза под длинными черными ресницами блеснули, точно солнечный закат.
«Я вас люблю, — хотелось ей сказать. — Вы изменили мою жизнь». Но она не посмела.
Вздохнув, он неохотно встал с ее кровати.
Она приподнялась на локтях, любуясь игрой света на его гладкой мускулистой спине.
— Куда вы идете, друг мой?
— Одеваться к вечеру в честь Блюхера. Вы будете скучать без меня?
— Очень.
Он улыбнулся и, набросив на голые плечи мятую рубашку и жилет, направился к двери.
— Роберт.
Он уже потянулся к дверной ручке, но быстро повернулся к ней, услышав ее голос, с вопросительным выражением на лице.
Она одними губами проговорила «спасибо» и послала ему воздушный поцелуй.
Он поклонился с веселой улыбкой:
— К вашим услугам, мисс Гамильтон. С огромным удовольствием.
Глава 11
Хоук с нетерпением дожидался, когда же его камердинер Ноулз кончит наконец поправлять на нем галстук. Все это время он спорил со своей совестью на тему о том, почему бы ему не выплатить долги Альфреда Гамильтона и не вызволить этого старого дуралея из тюрьмы. Чем сильнее он привязывался к Белинде, тем сильнее ему хотелось помочь ей всеми мыслимыми способами.
С другой стороны, если он выплатит долги ее отца, отношения их потекут по другому руслу, а это сопряжено с серьезным риском. Она подписала их соглашение о том, что будет помогать ему, но как можно быть уверенным, что она не покинет его в тот момент, когда ей уже не нужны будут деньги, чтобы освободить отца? Разумно ли сделать жест, открыто показывающий, как глубоко он к ней привязался? Больше того, он боялся, что, выплатив долги ее отца, он создаст опасный прецедент и она будет знать, что всякий раз, когда она попадет в затруднительное положение, Хоуксклиф с его миллионами непременно ее спасет.
И последнее — пожалуй, самое серьезное. Если старик Гамильтон узнает об истинной профессии дочери, он, чего доброго, разыграет роль разгневанного папаши и уведет ее от Хоука. И тогда он с яростью отбросил мысль вызволить Альфреда из тюрьмы. Никто не отберет у него эту девушку.
— Все в порядке, ваша светлость, — сказал камердинер, в последний раз поправив узел из белого шелка, а потом лукаво добавил: — Это обратит на себя ее внимание.
Хоук поднял брови.
Ноулз вежливо поклонился:
— Желаю вам хорошо провести вечер, сэр.
— Благодарю, Ноулз. Вид у меня довольно щегольской, не так ли? — добавил он с усмешкой, выходя из своих апартаментов, и спустился вниз, чтобы подождать Белинду.
Спускаясь по плавно изгибающейся лестнице, Хоук услышал весьма странный звук, хорошо ему знакомый, но не слышанный более десяти лет: детский смех. И к тому же довольно озорной смех. Что за черт?!
Оглядев мраморный вестибюль, он остановился и даже прищурился, решив, что глаза его обманывают. Там, под канделябром, двое мальчишек рассматривали старинные парадные доспехи, которые подарил его предку Генрих VIII. Грязноватыми пальцами они тыкали в драгоценные камни и поглаживали тупое лезвие палаша.
— Ух ты!
— Смотри, а им и убить можно!
Хоук кашлянул.
Ребята испуганно вскрикнули и обернулись, столкнувшись друг с другом; Хоук принял надменный вид, сжал руки за спиной и спустился вниз, с неудовольствием глядя на мальчиков. Наверное, родственники кого-то из слуг, решил он.
— Эй, джентльмены, это нельзя трогать. Это очень старые доспехи. И что вы делаете в господских покоях?
Они не ответили и только смотрели на него с ужасом. Когда он остановился перед ними, глаза их широко распахнулись.
Он хмуро оглядел доспехи.
— Вы все залапали. Теперь придется начищать их заново.
— Извините нас, — сказал тот, что выше ростом, внезапно расхрабрившись.
— Вы чьи?
Они посовещались шепотом, и Хоук подумал, что они чем-то похожи на близнецов, его средних братьев, Люсьена и Демьена. В детстве у этих двоих был собственный язык, и до сих пор они, казалось, умели читать мысли друг друга.
— Джентльмены, я задал вам вопрос.
— Это вы о чем? — спросил тот, что повыше, почесывая голову.
— Кто ваша матушка и где она?
Они пожали плечами. Хоук нахмурился.
Тот, что повыше, кажется, совсем осмелел и расправил плечи.
— Это ваше? — Он кивнул на доспехи.
— Да.
— И что, вы их надеваете?